На второй день войны на Главный командный пункт Юго-Западного фронта прибыл генерал армии Георгий Константинович Жуков. Я забыл упомянуть, что начштаба ВВС округа Н. А. Ласкин перед самой войной был отозван на сборы начальников штабов ВВС, откуда в Киев не вернулся, а через три дня после начала войны забрали и моего командующего Евгения Саввича Птухина. Он смог только один раз позвонить мне и приказал доложить Жукову разработанный нами план боевых действий фронтовой авиации на ближайшие три дня. Я остался один без товарищей Птухина и Ласкина.
В те напряженные, тяжелые дни мне было очень трудно. Больше недели я вообще не ложился спать, хотя бы немного отдохнуть. У меня сопрели ноги, так как я не снимал сапог. Я стал заикаться. Генерал армии Г. К. Жуков сутками непрерывно вызывал меня к себе и ставил непосильные задачи для нашей авиации. Однажды он приказал мне послать бомбардировочную авиацию в Румынию, в Плоешти, с целью разгромить нефтяные промыслы. Я доложил, что самолеты СБ и П-2 в силу своего ограниченного радиуса действия не смогут вернуться обратно. Он назвал меня трусом и приказал вызвать трех автоматчиков, чтобы меня расстреляли. И вот я стою перед Жуковым, здесь же вызванные автоматчики и член военного совета Н. С. Хрущев. Я обратился к Хрущеву, он только пожал плечами и вышел. Продолжая разговор с Жуковым, я посоветовал ему поставить ту же задачу перед командующим Дальней авиацией, на что тот поручил мне довести этот приказ до командующего Дальней авиацией генерала Голованова, несмотря на то что он мне никогда не подчинялся. Я тут же отослал шифротелеграмму и указал цели. В итоге Дальняя авиация была мне даже благодарна, так как никто не ставил им конкретных задач на боевые вылеты, особенно в первые дни войны.
Так я промучился месяц-полтора, а может, и больше. ГКП фронта все время отступал, отступали и наши вой ска. Я оставался один без начальника штаба и командующего и только в конце июля был вызван представиться новому командующему ВВС Юго-Западного фронта генералу Ф. А. Астахову. Он принял меня очень холодно. О чем бы я ему ни докладывал, все время молчал. Задач мне никаких не ставил, и получалось, что я остался не у дел. Тогда я решил вместе с летчиками-бомбардировщиками летать на боевые задания. К тому времени мы уже перебазировались в Киев. Надо отметить, что ночью, кроме одиночных перелетов дальней авиацией, никто не летал. Я стал просить своего командующего, чтобы он разрешил мне организацию ночных полетов. Астахов долго не давал согласия, но под конец уступил и потребовал, чтобы я написал рапорт о выделении трех бомбардировщиков и расписался в том, что несу всю ответственность за это поручение. Все его требования я выполнил.
К августу месяцу 1941 года штаб ГКП перебазировался в Прилуки, затем в Пирятин. Девятнадцатая бомбардировочная авиадивизия, которой я командовал, была укомплектована хорошо подготовленным летным составом. Летчики сразу же освоили ночную подготовку. Сначала один полк, а потом и вся дивизия. Там же, в Прилуках, я и обосновался. Сам летал ночью, практически вылеты случались каждую ночь. Бомбили мы главным образом аэродромы противника от Житомира до Львова и скопления фашистских танковых соединений. За ночь производили почти до сотни ночных вылетов, применяя световые бомбы перед бомбометанием. Вскоре меня вызвал к себе командующий Астахов и объявил, что я представлен к присвоению ордена Красного Знамени, он отменил мое участие в ночных полетах и потребовал, чтобы я неотлучно находился при нем. Генерал Астахов был трудный человек. Он никому не доверял и очень боялся, когда над нашим КП появлялся вражеский самолет. Он тотчас спускался в бомбоубежище и был недоволен, если я не находился рядом с ним.
События тем временем развивались стремительно. Осенью немецкое командование, перегруппировав свои войска и усилив южную группировку, перешло в наступление. К 12 сентября, форсировав Десну и Днепр, немцы вышли своими подвижными танковыми частями в районы Прилуки, Пирятин, окружив город Киев по левому берегу Днепра в три кольца.
Как раз в эти дни из Ставки пришла шифротелеграмма с приказом организовать вывоз раненых офицеров из Киева самолетами в Москву. В сложившихся условиях вывезти раненых можно было, используя транспортники типа «Дуглас», и только ночью. Астахов поручил мне срочно вылететь в Киев для выполнения приказа Верховного главнокомандующего.
В тот же день я вылетел на Ут-2 из Пирятина в Киев. Шел на бреющем полете очень низко, периодически поднимаясь на высоту 150 – 200 м, просматривая маршрут впереди себя. Если на дорогах замечал пыль, то этот район обходил стороной. Так добрался до аэродрома Борисполь. По дороге в Киев я встретил на автомобиле «паккард» одного из руководящих членов ВКП(б), застрявшего в этом районе по непредвиденным обстоятельствам. В обмен на свою машину он просил меня отправить его в Москву. Проверив документы, я поручил летчикам с первой же оказией переправить его в Ставку, а сам на «паккарде» въехал в город. В Киеве за командующего дивизией оставался генерал Власов. У Власова были очень хорошие условия по линии связи, особенно с Москвой. Пока я организовывал отправку раненых офицеров с аэродрома Борисполь, пришла очередная шифротелеграмма от товарища Сталина с приказом оставить Киев и с боями отходить в район Харькова.
В те дни, скорее всего тайно сговорившись с немецким командованием о сдаче Киева, генерал Власов, командующий войсками, защищавшими город, недостаточно информировал Москву о реальных возможностях продолжать защиту столицы Украины. На данном театре военных действий было достаточно войск, способных еще долго защищаться. Значительное количество наших войск выходило из окружения в районе Белгорода – Харькова – Чугуева. Думаю, Власов остался в Киеве специально, чтобы сдаться немцам, а два месяца спустя инсценировал свой выход из окружения под Киевом. Мой же командующий генерал Астахов переоделся в простого мужичка, отпустил себе длинную бороду и вышел из окружения только через три месяца. Официально же предатель Власов, в чине генерал-лейтенанта, сдался под Новгородом.
На рассвете того дня, когда немцы должны были войти в Киев, я еще находился в городе. Своего самолета, на котором прилетел, на аэродроме я уже не застал. Кто-то уговорил моего авиатехника, и они смылись. Мне пришлось опять на «паккарде» вернуться на аэродром Борисполь. Здесь я собрал всех «безлошадных», то есть летчиков без самолетов, выстроил их в колонны, назначил старшего и приказал двигаться, и только ночью, в направлении Харькова, чтобы выйти из окружения. Сам заскочил в Киев, а оттуда – на аэродром Жуляны, где до войны находились наши авиационные ремонтные мастерские. На стоянке я обнаружил учебный двухместный истребитель Ут-4, при котором находился и механик. Последний страшно обрадовался моему появлению. Раньше мне не приходилось летать на истребителях. Но авиатехник по-быстрому рассказал мне про него. Я лично порулил по аэродромному полю, и мы взлетели, когда немцы уже входили в город. Нас обстреляли, но я успел уйти в сторону и нормально долетел до Драбаво, где располагался Главный командный пункт Юго-Западного фронта.
К нашему появлению ГКП был уже разгромлен немцами, а авиаполк, замаскировав свои самолеты копнами убранного хлеба, не знал, что делать. Их постоянно бомбили немцы. В полк входили две авиаэскадрильи истребителей: И-16 и И-153. Я приказал эскадрилье И-153 лететь напрямую в Харьков, так как это расстояние они могли преодолеть без заправки, а сам стартовал с группой на И-16 на Полтаву. К тому времени город находился уже под немцами. Поднялись мы в воздух в обеденное время, приметив, что немцы в обед не летают. Сели на аэродром, что размещался в пятнадцати километрах от Полтавы. Аэродром пустой. Батальон авиационного обслуживания отсутствует, а дело уже к вечеру. Смотрю, мои летчики сбиваются в кучу и собираются выходить на дорогу, по которой непрерывным потоком шло движение: транспорт, разный народ, военные, гражданские. Ну, я их предупредил... по-русски!!!
Сам вышел на дорогу, остановил авиационный заправщик, привел его на аэродром, заправил бензином все свои И-16. И вскоре мы уже взяли курс на Харьков.
Все это очень отчетливо всплыло в моей памяти, когда весной 1944 года, направляясь во 2-ю воздушную армию к генералу Красовскому, я заехал в Киев.
Глава XIV
СИНИЙ ПЛАТОЧЕК
По всему пути 4-й воздушной армии, освобождавшей Австрию, Германию, Чехословакию, на дорогах войны попадалось очень много брошенных собак отличнейших пород. Отец подбирал их всех. Одно время у него было до семнадцати собак. И конечно, все эти доги, сеттеры летали с ним в самолете, так как хозяин
