ими в семнадцатом веке. Заслуга последнего состояла в том, что, во-первых, он был богатым человеком и, во-вторых, никогда не счищал с себя птичий помет, полагая, что это приносит ему удачу. Обгаженного губернатора Майорки чтят до сих пор все жители острова.
Майорка – зеленый остров в Средиземном море. Отец заходил на этот остров и был на приеме у местного губернатора.
Глава XХVII
УРОКИ ПЛАВАНИЯ
В нашей семье все любили море вдохновенной любовью. Настороженней всего к воде относилась мама. Она плавала по-собачьи вдоль берега и всегда недолго. Мы же были обучены отцом бесстрашно плыть поперек моря, вперед, к буйку. Отец, привязав веревку к двум спасательным кругам, внутри каждого – по пловчихе, с пирса мутит веревкой море. Вместо чертей – скользкие, соплевидные медузы, от которых мы с сестрой шарахаемся. Наши первые заплывы с сочинского санаторного пляжа. Впрочем, в Сочи мы отдыхали один раз. Мамина старокрымская родня обосновалась в Феодосии. Каждое лето, когда поспевает черешня, мы едем поездом Москва – Феодосия на море, на лучшее, ласковое Черное море. Утром – море. В обед – камбала, только что трепещущая, с рынка. После обеда – ленивое валяние на кроватях с рассматриванием сползающих стрекозьих белесых сегментов загара. В восемь вечера в летнем открытом кинотеатре, на облупленных синих скамейках, синими глазами – в рычащего золотого голденмайеровского льва, после которого сразу – цветной «Великий Карузо» с Марио Ланца, «Граф Монте-Кристо» с Жаном Маре, а то и «Великолепная семерка» со всеми семерыми... А, каково? Да, еще ночью спим во дворе, под всеми звездами сразу.
В Феодосийском округе есть заповедные пляжи: Золотой, Коктебельский. На них выезжаем, как на пикник, на целый день, на машинах, с надувными матрасами, вареными яйцами, помидорами, украинской копченой колбасой, арбузом. О, боже, помидоры совсем горячие. На Золотом пляже море отчаянной синевы, мелкое, со стелющимися водорослями. Песка слишком много. В нем навсегда исчезают мамины золотые часы, а вот яичная скорлупа, наоборот, вся наружу. Коктебельский пляж – просто дикий. Никого. Возвращаемся под вечер. Мы с Еленой, напрыгавшись в воду, оттоптав отцу голову и отлягав его по плечам, зарядились бешеной энергией. Мы с ней просто невменяемые...
Когда для отца закрылось небо, для него открылось море. А что? Это – голубое, и то – голубое. Небо – бездонное, и море – безбрежное. Стихия. Переливается волнами, светом, вихрями.
Он сам рассказывал, как разъезжал по разным мореходствам от Одессы до Севастополя, мечтая поступить на китобойную флотилию «Слава», но не вписался в сезон. К тому же никто не хотел брать на борт шестидесятилетнего новичка. Чтобы отделаться от настырного генерала, однажды ему сказали: «Возьмем, но только простым матросом». К всеобщему удивлению, отец согласился, не став распространяться о своих заслугах, туманно указав в анкете: «Бывший военнослужащий». Отец пошел матросом с радостью и через некоторое время уже огибал Южную Африку на борту рыболовецкой базы.
Да, он уже ходит в кругосветное, о чем нам рассказывают короткие телеграммы с борта траулера «Ветер», с обязательным указанием долготы и широты. На шестой рейс, года через полтора, он – первый помощник капитана. Его спишут на берег окончательно года через три, придравшись к тому, что у него всегда было, – здоровью, и к тому, чего у него никогда не было, – возрасту. А пока мореход возвращается домой в короткий отпуск, загоревший, подтянутый и отчаянно помолодевший. В рубашке цвета хаки, итальянского кроя, с погонами, он смотрится круче не виданного нами, но знакомого по югославским журналам о кино Джеймса Бонда. Когда впереди своего выводка он вдохновенно устремляется в свой любимый дегустационный павильон на ВДНХ, его никто не может догнать.
– Сережа, ну куда ты так летишь? Мы же не успеваем за тобой... – Привычный мамин рефрен.
Из рейса отец привозит домой чемодан вкуснейших плиток шоколада с орехами фирмы «Нестле», растворимый кофе «Нескафе», колготки и цветные открытки с Канарских и других тропических островов, на большинстве которых он уже побывал. Он берет чайную ложку растворимого кофе, добавляет немного воды, растирает с сахаром и, залив крутым кипятком, демонстрирует вкусный пенящийся напиток, прообраз капучино.
Летом как-то на несколько дней мы заехали в Севастополь. В Камышовой бухте на рейде стоит ТР «Ветер» – судно отца. Чтобы доставить нас на борт, присылают катер. С раскачивающегося на волнах катера я неловко лезу по какому-то вертикальному трапу, придерживая сзади рукой рвущуюся вверх юбку. На корабле все узкое. Чтобы пропустить идущего навстречу, прижимаюсь спиной к перегородкам кают. С палубы можно смотреть на погрузочные работы в порту. Нас приглашает в свою каюту гостеприимный капитан. На столе – бутылки с иностранными этикетками: джин, ром. Вносят красного краба чудовищных размеров, с полстола. Потом с сестрой опять прогуливаемся по верхней палубе, переглядываемся с командой. В это время мама принимает жалобы от соседа отца по кубрику. Оставшись наедине, жена возмущенно выговаривает мужу:
– Ну, к чему ты развел здесь эти горшки с кактусами? При качке земля из горшков летит на ваши койки. Из шкур акул накроил галстуков и сушишь их у себя в кубрике. Ты что, Сергей, не чувствуешь, как воняет от твоих галстуков?
Вечером мы съезжаем на берег. Отец злится. Он возвращается в пустой кубрик – ни галстуков, ни земли. Его немного жаль. На пристани я нюхаю клешню от краба, сувенир на память с нашего траулера. Краб воняет.
«Дельфин имеет еще преимущество в движении: комбинирование ударов корпуса и хвостового плавника создает волновой пропеллер...» Я верчу в руках записную книжку отца. Это – его морской блокнот, почти судовой журнал. Он весь заполнен рисунками зарубежных портов, береговых линий, списками кораблей, наблюдениями за дельфинами, акулами – словом, важной морской информацией.
«Судно – плавающее сооружение. Корпус судна ограничен днищем, бортами и палубами. Носовая настройка – бак. Кормовая – ют».
«Тому, кто, по несчастью, оказался среди волн, следует плыть, уповая на помощь дельфинов или богов (Платон)».
«Одиссей носил пряжку на плаще в виде дельфина, в знак спасения сына Телемаха».
«Маркиз де ла Пуан, француз, герой Советского Союза, сбивший в составе эскадрильи „Нормандия – Неман“ шестнадцать самолетов противника, после войны построил на берегу Средиземного моря крупнейший океанариум».
Мое внимание привлекает еще смешная аббревиатура – начальник Югрыбхолодфлота и текст обращения к генсеку шестидесятых.
ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС
ЛЕОНИДУ ИЛЬИЧУ БРЕЖНЕВУ
ЗАЯВЛЕНИЕ
«Я, Слюсарев Сидор Васильевич, генерал-лейтенант авиации, в запасе, с 1966 года работаю матросом 1-го класса на траулере „Ветер“.
Обращаюсь к Вам с просьбой. Прошу Вас послать меня добровольцем во Вьетнам, о чем я заявил на митинге на корабле.
В 1937 году, будучи волонтером в Китае, я воевал с японцами, за что получил звание Героя Советского Союза. В 1945 году после окончания Великой Отечественной войны добровольно участвовал в войне с Японией. В 1950 году, находясь в правительственной командировке по организации обороны Шанхая, лично встречался с Мао Дзэдуном. После окончания Академии Генерального штаба в 1952 году, как старший начальник наших войск, воевал в Корее, принимая непосредственное участие в воздушных боях с американскими летчиками. Впоследствии был начальником Уральской армии ПВО.
С 1957 года – начальник командного факультета Краснознаменной Военно-воздушной академии. С 1964 года – в запасе.
