благополучно приземлилась на посадочный знак, вызвав восхищение не только у всего летного состава волонтеров, но и у обслуживающего персонала – китайских техников и мотористов. Зачехлив материальную часть самолетов и вооружения, мы отправились в общежитие – «литише» (название офицерского клуба в гоминьдановском Китае от «ли-чжи-ше» – общество подъема духа). Здесь в нашем распоряжении находились комнаты отдыха, бар, радиола с киноустановкой, а также бильярдные столы, в основном карамболь без луз с тремя шарами.
В свободное время мы ездили смотреть Великую Китайскую стену, знакомились с Ланьчжоу и его окрестностями. Город был большой и очень грязный. Узкие улочки и переулки застроены лавчонками, небольшими магазинчиками и ларьками. Тут же – дешевые рестораны и харчевни, где за самую низкую плату можно отведать разнообразные местные блюда. У стен города теснились кустари, ремесленники – от гончаров до ювелиров. По городу с грохотом носились старые, разбитые автомашины иностранных марок, причем водители не соблюдали никаких правил уличного движения. Путь на аэродром пролегал через весь город. Гордости нашего шофера, что он везет советских летчиков, да еще по срочному заданию, не было предела. Стоило замешкаться кому-нибудь из регулировщиков, как он пулей выскакивал из машины и колотил полицейского за нерасторопность.
К востоку от Ланьчжоу местность выгодно отличалась от западной стороны. В долинах зрели поля пшеницы, на склонах гор уступами теснились квадратики рисовых полей. С воздуха ровные полосы и квадраты обработанной земли очень смахивали на большую летную карту.
В один из перелетов на основную базу в Ханькоу нам предстояло сделать посадку на промежуточном аэродроме в провинции Синцзян. Недавно построенный, он размещался в стороне от основной трассы, где- то в горах. В роли ведущего за нами прилетел Тимофей Хрюкин, из первого отряда добровольцев, хорошо знавший этот район. Из-за тумана вылетели поздно. Шли на высоте около 4000 метров, переваливая через горные хребты Тянь-Шаня. В воздухе, невзирая на высоту, было невыносимо жарко, душно и очень влажно. При подходе к долине я распустил строй и пошел на «федичан» (аэродром) на посадку. Самолеты стали в круг, но чем ниже мы снижались, тем сильнее парило, как будто мы спускались в преисподнюю. Я открыл колпак, чтобы немного остыть и проветриться. Несмотря на сильный обдув, пот с меня катил градом, как в парной. После заруливания на стоянку все вылезли из кабин мокрые, как квочки.
Чтобы поскорее выбраться из этого ада, ребята стали торопить местных механиков с зарядкой самолетов горючим, но не тут-то было. Склад с горючим находился в горах, километрах в пяти от аэродрома. Заряжали нас американским бензином из шестнадцатилитровых бидонов, которые подносили китайские кули на бамбуковых коромыслах. Тимофей Хрюкин, передав нам свои «цу», ценные указания, и оставив меня за старшего, улетел в Ханькоу. К вечеру всю долину и аэродром затянул плотный, влажный туман. За туманом зарядили дожди без просвета. Новый грунтовой аэродром раскис, и мы больше недели провели в этой адской дыре.
Определили нас спать в деревянном сарае. Вдоль единственной улицы в колдобинах и лужах пролегали канавы со сточной водой, забитые тиной и отбросами. Население этого «веселого местечка» сплошь страдало базедовой болезнью. Каждый пожилой ходил с огромным зобом на шее размером чуть ли не с голову. Их вид нас потряс. Люди были забитые, неразговорчивые. Нас они очень боялись, при встречах падали на колени. Мы, откровенно говоря, тоже сторонились местных жителей и в город не ходили. В воздухе все время стоял запах аммиака, мочи и удушливый, непереносимый запах хлопкового масла, на котором готовит все население Китая. Самое тяжелое испытание заключалось в том, что мы боялись пить местную воду. Нас сильно мучила жажда.
Впоследствии в Китае я пользовался своим особым рецептом. Перед поездкой старался не есть ничего острого и соленого. Потом сразу выпивал две бутылки шанхайского пива. Сильно потел. Через пятнадцать минут принимал теплый душ. Надевал хлопчатобумажное белье. Брал с собой пол-литровую флягу, обшитую сукном, с деревянной пробкой, и выезжал в любую жару на любое расстояние. Если уж очень сильно хотелось пить, я сосал деревянную пробку, и часто, по возвращении из поездок, у меня еще оставалась вода.
Особенно тяжело приходилось ночью. Никто не спал. Все дышали, как рыбы, выброшенные волной на знойный песчаный берег. На циновке образовывались лужи пота. Заворачивались в мокрые простыни, но и это спасало ненадолго. Кроме страшной духоты, сон перебивался из-за огромного количества москитов, комаров, летучих муравьев и всякой другой нечисти. Миллиардными тучами они носились над нашими москитными сетками и в итоге добирались до своих жертв. Утром мы вставали распухшие и расчесанные до крови. В окно лезли усиливающиеся запахи отходов из уборных. Китайцы, разбавляя их водой, по ночам заливают свои огороды. Погода как будто дразнила нас. Только выглядывало солнышко в разрывах облаков, как мы тотчас выезжали на аэродром. Но, как нарочно, долину вновь затягивал плотный туман, а следом обрушивался затяжной дождь.
Одно обстоятельство привлекло наше внимание. Ежедневно, под бой барабанов, в окружении стражников, вооруженных кривыми мечами, водили осужденного на казнь. На его груди висела толстая доска с надписью, что он – государственный преступник.
Вечером в субботу переводчик по секрету сообщил мне, что завтра за городом в двенадцать часов состоится казнь, но просил никому из советских летчиков об этом не говорить. В те годы гоминьдановская клика часто казнила китайских коммунистов под видом шпионов. Не знаю, как все узнали, только утром в воскресенье ребята пришли просить меня позволить присутствовать на этой церемонии. Чтобы не вмешиваться во внутренние дела, я разрешил троим, да и сам отправился вместе с ними.
Приговоренный к смертной казни китаец оказался молодым парнем, не старше двадцати пяти лет, скуластым, худощавым. Лицо гордое и приятное. Руки ему закрутили за спину железной проволокой. В таком виде и привели его после обхода городских улиц на место казни – лужайку за восточными воротами. Когда мы вчетвером подошли к лобному месту, там собрались уже все жители. Взятый в кольцо стражей «преступник», стоя лицом к народу, низко кланялся на все стороны. Внезапно он громко заговорил, и это было столь неожиданно и, по всей вероятности, не предусмотрено ритуалом, что все сначала растерялись. Наступила тишина. Народ опустился на колени. Только мы одни продолжали стоять. Как сейчас помню его гордый взгляд и властные призывы к народу. Мне показалось, что он понял, что мы – посланцы великой страны Ленина, так как, кроме нас, не было европейцев, к тому же до него мог долететь гул моторов наших самолетов.
Оцепенение стражи продолжалось минут пять. Внезапно один из охранников сильным ударом ноги повалил приговоренного на колени. Часто забили барабаны, палач взмахнул топором, и покатилась буйная головушка в бурьян. Все продолжали стоять на коленях, а в момент казни опустили головы до самой земли. Стражники насадили срубленную голову на пику и понесли под бой барабанов по всему городу. Через пару дней нам все же удалось поймать кусочек погоды, и мы улетели из этого гнилого болота.
В гарнизоне первые дни все отсыпались. Каждый физически и душевно оказался настолько измотан, нервы – на таком пределе, что единственным желанием было – спать, спать и еще раз спать. Многие даже пропускали завтраки и обеды, потеряв всякий интерес к пище. Но всему приходит конец. Отдохнув как следует, мы снова начали улыбаться друг другу.
Первые летчики-добровольцы, прибывшие в Китай в конце 1937 года, находились в непростых условиях. Кроме того что приходилось воевать с численно превосходящим противником, местная аэродромная сеть оказалась неподготовленной к боевым действиям. Аэродром Ланьчжоу, расположенный на горном плато на высоте 2200 м, был одним из самых неудобных. В летнее время здесь постоянно возникали сильные восходящие и нисходящие воздушные течения. Плотность воздуха была меньше, чем на уровне моря, и пробег самолета после приземления резко увеличивался. Требовалось большое мастерство, чтобы не сесть «с промазом».
В те годы японская авиация имела на своем вооружении следующие типы самолетов: СБ-96 – средний бомбардировщик, вооружен 3 – 5 пулеметами, радиус действия 2000 км, максимальная скорость – 330 км/час; «Савойя» – двухмоторный бомбардировщик, скорость 350 – 380 км/час, бомбовая нагрузка 800 кг, 3 пулемета, запас горючего на 10 часов; истребители: И-95, И-96, И-97, скорость 350 – 450 км/час.
Что могло противопоставить этим современным машинам китайское командование? Самолетный парк китайской ВВС в первые месяцы войны находился в плачевном состоянии. Империалистические государства, как правило, сплавляли в Китай устаревшие образцы. Например, английский истребитель «Гладиатор» – скорость 180 км/час, запас горючего на 2 часа полета. Американский бомбардировщик «Боинг» – 160 км/час,
