наши распоряжения и предписания. Сидели до глубокой ночи. Заслушан был мой доклад о работах окружного комитета. Задавались вопросы, разрешались недоумения. Товарищей живо интересует все, что касается партийной работы.
2 октября 1918 г.
Говорил о четырех собраниях, теперь приходится говорить о пятом, а в ближайшие дни о шестом, седьмом, восьмом… Работа кипит. Устраиваются всюду конференции — уездные и районные. Вчера пришла из Вичуги телеграмма, посланная в Иваново 25-го (шестьдесят верст шла пять дней!). Гласит следующее:
«1-го районный съезд. Высылайте представителя».
Поездов не было, телеграмма пришла в 1-м часу дня. Сейчас же по телефону:
— Отложите до 6-ти, приеду с товарным…
Но товарного не оказалось. Снова к телефону:
— Отложите до полночи, выезжаю с вечерним…
Приехал к ним полчаса двенадцатого. Подали на станцию лошадь, собралось сорок три человека… Беседовали часа три — три с половиной все о наших задачах, о работе партии. Довольно оживленно обсуждался вопрос о фактическом снабжении деревни газетой и литературой. Предлагали прибегнуть к помощи потребительских обществ, ибо эти общества объединяют по пять-шесть селений.
Предлагался и такой план: по волостям развозить из района или уезда, а из волости — по деревням; распространять таким образом: ближайшая деревня берет сразу десять— двадцать экземпляров, два — три оставляет у себя, остальные отсылает в следующую, там два — три экземпляра оставляют, остальные дальше и т. д. Поручили секретариату взвесить все предложения и окончательный план представить на обсуждение и утверждение комитета на первом же заседании.
В текущих делах обсуждался вопрос о том, работать или нет в кассе безработных анархисту т. Романову, памятуя то обстоятельство, что 1 Мая он выступал против политики Совета народных комиссаров. Решили оставить, как честного работника, надежного и верного товарища, не обращая внимания на идейные расхождения с ним.
Пили чаек, со вкусным двадцати шести рублевым ландрином. Это благоденствие всегда наводит меня на печальные размышления. Особенно эти размышления зачернели, когда пришел ночевать к т. Се-ву. Он угощал молоком, сливочным маслом и хлебом, а на утро ко всему этому прибавил: сахар, конфеты, чай, пирог с яблоками, пирог с картофелем… Правда, он угощал сравнительно редкого и, видимо, уважаемого гостя, но все-таки согласитесь, что стол не по времени, во всяком случае не «пролетарский» стол. Теперь всюду нас встречают товарищи прилично даже и с внешней стороны: обычно высылают на станцию лошадь, под ночлег отводят комнату. Дома у буржуазии отняты и нас теперь есть где принимать. Настроение среди коммунистов твердое, уверенное, смелое. У них, видимо, и мысли не зарождается о том, что власть когда-либо может пошатнуться. Им эти сомнения нейдут на ум. Правда, время до времени возникают стычки между фабрично-заводскими комитетами и Советами, а где есть правления — и между правлениями, но партийные комитеты всюду разрешают недоразумения. Товарищи думают еженедельно устраивать митинги в трех-четырех местах. Дают своих двух ораторов; одного думают брать из Кинешмы, одного от нас, из Иваново-Вознесенска. Словом, всюду на местах проявляется большая забота о рабочих, о просвещении их, о подъеме их настроения…
5 октября 1918 г.
4-го состоялся уездный съезд партии в городе Середе. Прикатило человек триста. В числе других прикатил и я. Нигде — ни в партийном комитете, ни в Совете, ни на заборах о съезде ни гу-гу. Можно было подумать, что вообще никакого съезда не предстоит. Обращаюсь в партийном комитете к секретарю:
— Объявлено ли, где состоится съезд и когда?
— Нет, пока не! объявлено.
— А рано ли думаете открыть (было уже 3 часа).
— Да, часа в 4.
— Так… А повестка дня готова?
— Нет еще…
— Так, когда же вы будете ее составлять? Какие вы будете вопросы разбирать?..
— А право не знаю… Мы хотели часика в три собраться, да покумекать на этот счет… А мне одному совсем некогда, мне за перегруженностью работы…
— Да ну вас к чорту с перегруженностью работы, — обозлился я… Что вы в самом деле, игрушкой, что ли, считаете уездный-то съезд?
— Право некогда, т. Фурманов, — отвечает растерянно секретарь…
— Дайте-ка бумаги.
Я взял несколько листов бумаги. На одном крупно написал объявление о месте и часе открытия съезда, отослал повесить, где следует. На другом листе написал, что надо делать сию же минуту: приготовить бумагу, ручки, пресс и проч. Поставить регистрационный стол, поставить в дверях контроль..
На третьем листе набросал порядок дня съезда:
1. Вступительное слово т. Фурманова.
2. Выборы президиума, оглашение регламента.
I. Цель съезда.
II. Доклады с мест.
III. О работах областной конференции и задачи партии в настоящий момент.
IV. Выборы в уездный партийный комитет.
V. Текущие дела.
Всю эту музыку приходилось делать экспромптом. Подъезжая сюда всего час назад, я не знал еще твердо: будет ли выбран уездный комитет, или будет пополнен существующий районный? Не знал еще и порядка дня съезда. Пришлось все делать в две минуты. Открыли съезд часов в 5. Без перерыва сидели до 10-ти час. Съезд прошел великолепно. Настроение таково, что лучше желать нечего. Всюду по волостям коммунисты организуются, разгоняют кулацкие Советы и создают комитеты бедноты. Крестьяне-бедняки относятся к партии с большим сочувствием. Кроме Середской, представлены были шесть организаций. Они довольно малочисленны (самая крупная Писцовская тридцать пять человек, кроме, разумеется, Середской, насчитывающей сто тридцать человек), но не взирая на малочисленность, работают превосходно.
Выбрали уездный комитет из двенадцати человек, трое из которых составляют постоянно работающее бюро, двое являются на совещания по приглашению бюро и семь человек (по одному от каждой организации) приезжают один раз в две недели! на пленарные заседания комитета.
Было уже 10 час, когда, получив добытые откуда-то фунта три хлеба, мы с Валерьяном, председателем и членами коллегии местного чрезвычайного комитета отправились в чрезвычайку. Тьма отчаянная. Огней нигде нет… Было нечто таинственное в этом коротком путешествии. Оно длилось всего двенадцать — пятнадцать минут, но весьма памятно своей оригинальностью. Спускались мы в какую-то бездну по крутому откосу, переходили какие-то бревна над ручьем, как серны скакали по светлым плешинам камней… Потом сразу вверх, по откосу противоположной стороны — чрезвычайка была тут. Словом, из черной бездны попали мы в светлые чертоги: высокие, чистые окна, мягкая бархатная мебель, — в барский дом, занятый чрезвычайкой.
Ребята, не долго думая, сварганили самовар. Он повторялся раза четыре, из-за него мы и пошли к поезду лишь в половине пятого утра. Сидело нас вокруг стола человек шесть-восемь. Разговор шел все время о репрессиях, контрибуциях, терроре и прочих вопросах момента. Около 1 часа ночи вспомнили, что тут же под Чрезвычайной комиссией сидят два буржуя, еще не допрошенные по делу экс-председателя Совдепа — Дошеба. Позвали одного, позвали другого. Долго бились с первым — директором правления: все путался, все заминался. Потом, сбитый совершенно, сообщил, что Д. был у него два раза на квартире. Д., как лакей, приходил на квартиру к буржую-директору. Может быть, даже брал взятку, может быть, даже
