Главное — в безопасности. Ленка бы в жизни не простила мне такое наплевательство, уж она-то в такой ситуации под угрозой смерти не уснула бы. Притворялась бы только, делала бы вид, томно вздыхала. А кончилось бы все тем, что до места пришлось бы ей добираться пешком. Нет, она вообще-то баба умная, с деловой хват кой, и товарищ хороший. Только озабоченная слегка, и на этой почве у нее крыша покосилась — клеит всех мужиков подряд. А с ее внешностью и напором это на мужиков действует пострашнее, чем ДЭТА на комаров.
Смутно помню, что приехали наконец куда-то, что меня сняли с лошади и завели в какой-то домишко, встретила нас натуральная Баба-яга и довела меня до постели. Потом она, кажется, меня осматривала, что-то кому-то говорила, чем-то меня поила и мазала. Но мне хотелось только одного — СПАТЬ!
До сих пор не знаю — сколько я спала. Когда проснулась, солнце стояло еще невысоко. Чувствовала я себя распрекрасно, ничего не болело, и настроение, на удивление, тоже было отличным. Я лежала на узкой лежанке у стены на мягкой постели с льняными простынями и меховым одеялом. Изба была просторной и чистенькой. В одном углу русская печь с лежанкой, в другом стол под вышитой скатертью, под порогом широкая лавка. У противоположной стены под окном — другая. А у четвертой стены — я на лежанке и сундук ближе к порогу. На сундуке моя одежда, судя по виду, выстиранная и заштопанная. А я — одета в мужскую почему-то рубаху.
Под окном на лавке стоял маленький человечек в красных штанишках и с длинными раз лохмаченными волосами, он что-то разглядывал за окном.
— Доброе утро, — весело поздоровалась я с человечком.
Он быстро обернулся, и я увидела, что это вовсе не человечек. Представьте ежика размером с бо-о-ольшого кота, у которого вместо колючек очень густая лохматая шерсть, наденьте на него красные штанишки и получите то, что предстало передо мной.
— Проснулась? — ворчливо поинтересовалось существо, уставившись на меня глазами- бусинками.
— Ага! А ты кто? — спросила я, улыбаясь. Больно уж оно было забавное.
— Домовые мы! — Существо приосанилось. — Домовых, что ли, не видела?
— Не-а. Я думала, домовые только в сказках. А ты такой симпатичный! А как тебя зовут?
— Яськой. А ты правда из чужого мира? Я слышал, как Стоян Нане говорил.
— Правда. Меня Великие Кедры к людям послали, когда меня из своего мира сюда забросило. А кто такая Нана?
— Нана — это хозяйка. Она тоже из древних, как и я. Скоро придет, она мне велела завтраком тебя накормить, как проснешься.
И Яська шустро забегал по лавке, доставая откуда-то мисочки, горшочки и таская все это на стол.
— Яся, мне сначала умыться надо, одеться, и вообще где у вас туалет?
— Туа… чего? — Яська помигал бусинками, но сообразил: — А! В сенцах, налево дверца.
И пошла я искать «налево дверцу». Нашла! Нет, я здесь точно сбрендю! Если уже не сбрендила — в этой типично старорусской избе был оборудован наисовременнейший биотуалет. Только не фаянсовый и не пластмассовый, а (ой, держите меня семеро!) из белого мрамора! И тут же обычный жестяной рукомойник с пипочкой и полотенце из выбеленного холста на деревянном гвозде. Мама дорогая, ну куда же я все-таки попала?!
А в избе уже стол накрыт, и аромат такой, что собственной слюной подавиться можно. И то сказать, когда же я последний-то раз по-человечески ела? Я пригласила с собой за стол Яську, чем необыкновенно ему угодила. Он прямо весь засветился от удовольствия. Поста вил себе блюдечко с молоком, степенно и аккуратно макал в него кусочком хлеба, неторопливо жевал и вел со мной задушевную беседу. Яська оказался еще тот болтун, без умолку рассказывал мне о своем житье-бытье, все местные слухи и сплетни, без конца сетовал на скуку и одиночество и заранее уговаривался со мной о наших будущих беседах. Слушать его было и забавно, и полезно. И я охотно соглашалась на будущие беседы.
Так благодаря Яське я узнала, что это поселение — пограничная застава. Раньше здесь стояла только их с Наной изба. Но лет сто назад сюда пришла полусотня воинов, и основали они тут заставу, потому что здесь проходит единственная прямохожая дорога в Град Стольный. Град — это столица полесичей. А полесичи — народ, который живет в лесах или Полесовье. И эта застава самая крайняя к западу и югу. Южнее на два-три дня пути начинается совсем уж безлесая равнина, где живут степичи. Оттуда четыре раза в год приходит большой караван торговцев, которые идут торговать в Град. А через месяц направляется караван в обратную сторону. А еще каждые два месяца здесь появляется обоз с припасами из Стольного Града. А больше никого и никогда не бывает.
Где-то на юго-западе от заставы находится Заповедный лес, а что за лесом, не знает даже он — Яська, и Нана тоже не знает. Потому что туда зверь не прорыскивает и птица не пролетывает, потому что дальше на западе только мрак и ужас. И откуда-то оттуда время от времени приходят корявни и бучила, которые всех заглатывают, и разные прочие ужастики, с коими порядочной нелюди, вот такому как он, Яська, например, тоже лучше не встречаться. Потому как ничего хорошего от такой встречи ждать нечего.
Беседа наша была в самом разгаре, когда дверь открылась и в избу вошли Стоян и хозяйка дома — старушка, один в один — Баба-яга. Яську как смело, куда только делся — я и не заметила. У Стояна вид был слегка обалделый, да и у бабки не лучше.
— Это кто с тобой чаи распивал? — Стоян едва заикаться не начал.
— Домовой, — с самым невинным видом сообщила я. И, заметив, как бабка принахмурилась, поспешила добавить, выгораживая Яську: — Он такой милый и скромный, еле уговорила его разделить со мной трапезу. Спасибо ему за милую беседу, а то я бы так скучала, пока вас не было. И вам огромное спасибо, все было так вкусно! — Я пела дифирамбы, откровенно наслаждаясь замешательством Стояна.
Бабке мои хитрости шиты белыми нитками, по глазам вижу, но похвалы все же приятны. Она усмехнулась, сверкнула на меня, на удивление, молодыми и ясными глазами и сказала:
— Проходи, командир, к столу. Чай будем пить. Знакомиться будем.
И засновала возле печи, засуетилась. Не успел Стоян к столу подойти, а там уж вместо мисок и горшочков с кашами и тушеными овощами — моим завтраком, — стоят туесочки с медом и вареньями, блюдо с шаньгами и ведерный самовар с ароматным «фиточаем». Я и не заметила, откуда самовар-то взялся. Чудеса!
И сели мы пить чай. Пили степенно, не торопясь. Чай, кстати, вкусный. Я откровенно рассматривала хозяев. Бабка росточком невелика, сухонькая и сгорбленная. Волосы убраны под опрятный беленький платок, и сама она вся чистенькая и опрятненькая, в остальном же тють-в-тють — Баба-яга. На сморщенном, как печеное яблоко, коричневом лице крючковатый шнобель и умные проницательные глаза. Недостаток зубов компенсируется их размером. А в общем вполне привлекательная старушка, если особо не приглядываться.
Стоян — мужчина лет пятидесяти, может, чуть меньше. Внешность ничем не примечательная: русоволосый, сероглазый, среднего роста, кряжистый такой и, видимо, силы немалой. Лицо портил шрам, что тянулся наискось от виска до подбородка и скрывался в аккурат ной светлой бородке, круто тронутой проседью. В своем мире я, пожалуй, на него внимание обратила бы. Хотя я не Ленка, на мужиков без разбора не западаю. Но было в нем нечто: какая-то спокойная сила и уверенность, без самодовольства и самолюбования. Как раз без того, что меня всегда в мужиках бесило. Рядом с ним сразу становилось спокойно и надежно. Хорошо быть другом такого человека — не предаст. Скорее умрет. И данное им слово как гранит. Между прочим, редкое качество в моих современниках, качество, которое я лично ценю выше всего. Короче, Стоян был из редкой теперь породы настоящих муж чин, это сразу чувствовалось. И я к нему мо ментально прониклась симпатией.
Мало-помалу завязался разговор. Собственно, ради чего и затеяно было это чаепитие. Я понимала, что от этого разговора крепко зависело мое будущее, потому рассказывала о своих похождениях подробно, не упуская даже незначительных вроде деталей. Слушали они меня внимательно, иногда задавали вопросы, что-то уточняли. Потом стали расспрашивать о моем мире. Стоян огорошил меня таким вопросом:
— Ты из рабов?
— С чего ты взял? У нас вообще рабство законом запрещено.
— У нас только рабыням остригают волосы.
— Ну-у… У нас носят, что хотят, и волосы стригут, как хотят. Тут уж кому что нравится, хоть наголо стригись. Однако лысая женишка — такой ужастик!
Стоян ухмыльнулся, наверное, представил себе этот ужастик.
— А кем ты была в своем мире?
— Экономистом. — Сказала и растерялась: как объяснить им, что это за работа? Я же не знаю их строя и состояния экономики. Судя по вооружению — это жуткая древность, но если вспомнить мраморный туалет…
Неожиданно Стоян кивнул головой с уважением:
— Достойная должность.
Тут уж я варежку вовремя захлопнула — мама дорогая, да что ж это за мир такой?!
Мы еще немного поговорили о том о сем. Я только о личной жизни не особенно распространялась. В конце концов — это только мое, и отношения к сему миру не имеет. Ну не хотелось мне свой истинный возраст называть.
Может же женщина позволить себе столь не винное кокетство!
Наконец Стоян повернулся к Нане:
— Ну, что скажешь, мудрая?
— Все было правдой. И ничего не скрыто. Вопрос в том, много ли ей ведомо? — Нана покачала головой. — А нам и того меньше…
Это что же — Нана как детектор лжи, что ли? Ну дела!…
— Корявни, случалось, подходили к самым селениям, но чтобы бучило у самых стен, да еще и на торной дороге… Такого не было прежде.
— Великие Кедры говорили, что при переносе из другого мира рвется ткань мироздания и
