Королева Анна – Татьяна Доронина.
Герцогиня де Шеврез – Руфина Нифонтова.
Ее сын виконт Де Бражелон – Игорь Старыгин.
В роли Атоса – блестящий романтический актер Олег Стриженов.
Портос – Роман Филиппов.
Д'Артаньяна играл Армен Джигарханян.
Арамисом тогда был 'скромный автор этих строк'.
Когда отсняли первую серию, помню, все в студии подошли к монитору: на экране медленно, под музыку, ползли имена исполнителей. Сверху, с пульта, прогремело: 'Армен Борисович, в 'Вечерней Москве' объявлен приказ. Поздравляем, вы – народный артист республики!' В титры внесли изменения, и снова поехали имена и звания: народный, заслуженный, народный… Один я – просто артист. Олег Стриженов смеется: 'Мы все как будто так себе, из 'народных театров', а «артист» один – Смехов'. Я отшутился: 'В нашем фильме народных артистов как 'Зельдин в бочке'!'
Съемки не запомнились никак. Запомнились перекуры на лестнице в Телецентре. Разговоры о гибели Изольды Извицкой, партнерши Стриженова в 'Сорок первом', у Г.Чухрая.
'Работы Изольде не давали, за судьбой не следили, но начальники Госкино таскали ее по заграничным гулянкам – вот она, наша 'кинозвезда'! А характер безвольный, погибла без работы…' – сокрушался Олег.
Врезался в память разговор о друге Стриженова Леониде Енгибарове. Я передал от Леонида привет, поскольку накануне съемок 'печальный клоун' посетил Театр на Таганке, второй раз смотрел наш 'Час пик', а после спектакля, на сцене театра, для сотрудников, показал несколько своих номеров. Любимов в 'Часе пик' добился труднейшего в искусстве: мы работали в жанре трагикомедии. А Енгибаров был гений этого жанра. Нас с ним связал один отказ в одной роли и по одной и той же причине… Марк Розовский написал славный сценарий про чудака-добряка 'Синие зайцы'. Мы с Енгибаровым порознь «пробовались» для этой роли. И оба понравились. И обоих худсовет отверг – за 'нерусскую внешность'. Енгибаров смеялся: 'Если б я признался, что я совсем не еврей, они бы мне мой нос простили!'
Для Стриженова (как, кстати, и для В.Высоцкого) Леонид Енгибаров был больше, чем клоун. Он был Поэтом Цирка. И умер он через год, в тридцать семь лет, как Пушкин, Хлебников, Маяковский, Рембо…
Вот кто мне запомнился на съемках – Армен Джигарханян. Все у него было готово, все тщательно отработано дома, а на съемку являлся с лучезарной улыбкой простака, ждущего указаний. И партнеров подкупал братской нежностью, и режиссера предельно уважал, но только прозвучит: 'Внимание! Съемка!' – преображался в солдата-трудягу, помудревшего и помрачневшего Д'Артаньяна. И все его широкие улыбки исчезали с лица, будто их и не было никогда.
МУШКЕТЕРЫ В ПРОКАТЕ
'Трех мушкетеров' не выпускали год из-за тяжбы авторов с постановщиком. Но единственную копию фильма с успехом возили по Домам кино – в Киев, в Одессу, в Ташкент. Я не мог там быть, но слышал от Хилькевича фантастические речи об убитой наповал публике, о невероятных бурях оваций. Не очень верил, но было приятно. В Московском Центральном Доме кинематографистов я был в самом начале показа, потом уехал в театр. Наутро получил несколько хороших отзывов, но запомнил больше всего звонок моего учителя по вахтанговской школе Владимира Этуша: что работа его ученика похвальна и серьезна и что он не заметил, как прошло четыре часа!
Мушкетеров попросили приехать на съемку очередной 'Кинопанорамы'. Мы были веселы, проскакали на лошадях от башни до бюро пропусков в своих плащах и костюмах. В передаче шутили и задевали друг друга (больше всего, по традиции, доставалось Арамису). Я прочитал свое шуточное стихотворение, написанное в Одессе, в конце съемок. На экране шутка вышла урезанной, целомудренная цензура сократила сомнительную рифму к «галопу» и просьбу насчет моей могильной ограды: в эпоху Брежнева о смерти нельзя было говорить, народу полагалось верить в бессмертие вождей и прочих лиц. Припомню стишок, ибо он по-своему отразил наше общее настроение.
К сему – комментарий.
О гороскопах: я родился в августе, под знаком Льва (по 'европейскому гороскопу'), снимались мы в год Лошади (по 'азиатскому').
О Высоцком: рядом с нами снимался фильм 'Место встречи изменить нельзя'. Голос Хилькевича действительно напоминает хрипловатый баритон Владимира. Когда я исполнял этот стих в громкоговоритель, посреди киностудии, всем было весело, в том числе и Высоцкому. Увы, время встречи вернуть нельзя.
Итак, цитирую:
Перед вечерней съемкой мне польстила Рита Терехова, попросив продиктовать стишок: 'Дай слова списать!'
Год спустя, в мае, на сцене Колонного зала в Москве праздновали День радио. К нему присовокупили и телевидение, и по этому случаю артист Юра Богатырев попросил меня придумать что-нибудь смешное про 'Кинопанораму'. Накануне Юра вел передачу, где четверо мушкетеров встречались в студии с чемпионами и чемпионками по фехтованию. Я исполнил Юрину просьбу, но перед праздником заболел и дома, по радио, слушал собственное сочинение в роскошном исполнении Ю.Богатырева, М.Боярского, Л.Гурченко и Н.Михалкова. Ночью позвонил Юра (один из самых интеллигентных актеров, не говоря уж о таланте художника) и благодарил и возмущался: руководство не разрешило со сцены объявлять имя автора