населения. Подавляющее большинство их также погибло, будучи расстрелянными
сразу, как в Крыму или на Севере (где они были истреблены за несколько месяцев
почти поголовно) или в последующие годы.
Несколько тысяч офицеров (в основном местные уроженцы) служили в армиях
возникших на окраинах России государств — до 3 тыс. в украинской, около 20 тыс.
в польской, по нескольку сот в литовской, латышской, эстонской, по 1–1,5 тыс. в
финляндской, армянской, грузинской и азербайджанской. Служившие в армиях
государств, сохранивших независимость, естественно, остались за границей, из
служивших в петлюровской армии эмигрировала примерно половина, но из служивших в
закавказских армиях абсолютное большинство осталось в СССР.
Существует, кстати, распространенное заблуждение будто офицерский корпус после
1917 г. «разделился» и половина перешла на сторону большевиков, вплоть до того,
что у красных их было чуть ли не больше, чем у белых (причем не только в
национал-большевистской публицистике, где фантастика подобного рода является
краеугольным камнем самого учения, но и у лиц, большевикам не сочувствующих, и в
школьных учебниках). Одной из причин служит то обстоятельство, что в условиях,
когда в общественном сознании престиж советского режима упал, а русского
офицерства, как и всей досоветской традиции, вырос, факт службы офицеров советам
как бы оправдывал уже не офицеров (раньше-то выходцы из «бывших» не могли
сказать о них доброе слово иначе, как всячески подчеркивая и преувеличивая
массовость их службы большевикам, тогда как правоверные коммунисты стремились
принизить роль «чуждого элемента»), а, наоборот, — советскую власть.
Большевиками на 1 сентября 1919 г. было мобилизовано 35 502 бывших офицера, 3
441 военный чиновник и 3 494 врача, всего же с 12 июля 1918 по 15 августа 1920
г. — 48 409 бывших офицеров, 10 339 военных чиновников, 13 949 врачей и 26 766
чел. младшего медперсонала, т.е. 72 697 лиц в офицерских и классных чинах. Кроме
того, некоторое число офицеров поступило в армию до лета 1918 г., а с начала
1920 г. была зачислена и часть пленных офицеров белых армий, каковых в 1921 г.
было учтено 14 390 человек (из них до 1 января 1921 г. 12 тыс.). Цифра в 8 тыс.
добровольцев, которая столь широко распространена в литературе — вполне
мифическая, и не подтверждается никакими реальными данными. Тем более, что речь
идет о лицах, предложивших свои услуги до Брестского мира с единственной целью
противодействия германскому нашествию, которые после марта в большинстве ушли
или были уволены. Но, во всяком случае, до мобилизаций 2–3 тысячи офицеров могло
служить у большевиков (лишенные большевиками пенсий, они пристраивались в
различных штабах и учреждениях чтобы как-то выжить, среди таких, кстати, и целый
ряд видных в дальнейшем фигур Белого движения). Цифры призыва — 48,5 тыс., равно
как и 12 тыс. бывших белых офицеров следует признать вполне достоверными как
основанные на документальных списочных данных. Но ими практически и
исчерпывается весь состав когда-либо служивших у большевиков офицеров, т.к. даже
приняв во внимание несколько тысяч добровольцев, всего служило не более 63–64
тыс. офицеров и более 24 тыс. врачей и военных чиновников. К концу войны
офицеров никак не могло быть более этого числа, ибо несколько тысяч перешло к
белым и погибло, а состояло в армии в это время 70–75 тыс. чел. вместе с врачами
и чиновниками. Офицеров в этом случае должно быть примерно 50 тыс., что вполне
реально отражает потери. В общей сложности из числа служивших у красных офицеров
погибло не более 10 тыс. человек.
Так что на самом деле большевикам досталось менее 20% всего офицерства. Причем в
это число входят и все сбежавшие при первой возможности к белым, и расстрелянные
самими большевиками за реальные и мнимые заговоры. Что же касается кадрового
офицерского состава, то из такового ещё меньше (что-то около 10%). Цифра в
несколько сот бывших у красных генералов и более тысячи полковников и
подполковников (опять же включая всех бежавших и расстрелянных) может впечатлять
только тех, кто не представляет, что генералов к концу 1917 г. насчитывалось не
менее 3,5 тыс., а штаб-офицеров (полковников и подполковников) — более 15 тыс.
(только на белом Юге служило 75% всех старших офицеров).
Таким образом, из офицеров, остававшихся в живых к концу 1917 г., до 20 тыс.
было уничтожено большевиками (не успев нигде более послужить) в первые месяцы
после развала фронта (конец 1917 — весна 1918 гг.) и в ходе «красного террора»,
примерно 170 тыс. (более половины) прошло через различные белые формирования,
чуть более 50 тыс. (без учета взятых в плен бывших белых) служило у большевиков,
35–40 тыс. в армиях лимитрофных государств, 5 тыс. приходится на бежавших за
границу или не возвратившихся оттуда после 1917 г. (в подавляющем большинстве
это не вернувшиеся в Россию из-за революции бывшие пленные 1-й мировой войны и
офицеры русских частей во Франции и на Салоникском фронте), остальное — на не
привлеченных ни в одну армию: уклонистов, инвалидов, пожилых и т.п. Последнее,
впрочем, касается в основном советской территории, на белых территориях случаи
«неслужения» были редки: к 1919 не только все годные по возрасту и здоровью
обязательно мобилизовывались, но и практически все негодные спасались при армии,
так как иначе выжить не могли (чем в основном о объясняется известная
гипертрофия тыловых белых учреждений). Это со всей очевидностью подтверждается
материалами советских органов, по понятиям которых к «бывшим белым» относились
не только служившие в белых армиях, но и в равной мере «проживавшие на
территории белых» (что и отмечалось в соответствующих формах учета): по спискам
1920–1921 гг. среди «бывших белых» офицеров, оставшихся в России, «проживавшие»
составляли не более 2% (с учетом, того, что среди этой категории практически не
было ни убитых, ни эмигрировавших, во всей массе белых их ещё меньше).
Если учесть, что ещё до 10 тыс. человек было произведено в офицеры в белых
армиях, то в общей сложности из носивших офицерские погоны в 1914–1922 гг.
примерно 350 тысяч человек 24 тыс. погибло в мировую войну, а 85–90 тыс. — в
Гражданскую (до эвакуации белых армий); свыше 60% последних (50–55 тыс. чел.)
падает на белые армии, свыше 10% (до 10 тыс. чел.) — на красную, 4–5% на
национальные и свыше 20% (около 20 тыс. чел.) на жертвы антиофицерского террора.
В эмиграции оказалось не менее 100 тыс. офицеров, из которых около 60% —
эвакуировались с белыми армиями (58 тыс. чел.), а остальные служили в армиях
новообразованных государств или не участвовали в войне. На советской территории
в общей сложности осталось около 140 тыс. офицеров, из которых 57–58 тыс. чел.
служили в белых армиях (включая тех, что после плена служили в красной), 45–48
тыс. чел. — только в Красной Армии и остальные служили в петлюровской и
закавказских армиях или вовсе уклонились от военной службы. Остается ещё
добавить, что из оставшихся в России (а также вернувшихся из эмиграции, откуда
за все время с 1921 г. возвратилось примерно 3 тыс. офицеров) от 70 до 80 тысяч
было расстреляно или погибло в тюрьмах и лагерях в 20–30-е годы (от трети до
половины этого числа приходится на 1920–1922 гг. — главным образом в Крыму и
Архангельской губернии).
Что касается гражданской части служилого сословия, то его потери погибшими в
годы гражданской войны в процентном отношении не столь велики, как офицерства,
но также составляют несколько десятков тысяч человек. Учитывая, что ранговых
