— Да никак не надо, — ответил я, на случай если она неправильно меня поняла. — Это просто подарок.
— Что тут происходит? — спросил внезапно появившийся Томмо.
Кажется, ему сильно не понравилось, что мы беседуем друг с другом.
— Эдди дал мне ложку, — объяснила Люси с самым невинным видом.
— Что-о?
— Столовый прибор, Томмо.
— А, да, — он немного успокоился, — правильно.
— Вот я балда, — пожаловалась Люси. — Не умею выбирать слова.
Мы сели за тот же стол для красных, что и утром. Люси принялась болтать с девушкой на другом его конце. Я ничего не мог разобрать, но обе показывали на меня, хихикая.
— Послушай, — обратился ко мне Томмо, — ты ведь не собираешься склеить Люси?
— Совсем нет.
— Хмм. Положил глаз на Чокнутую Джейн? Много пощечин и чуточку удовольствия?
— Нет. Думаю, тут будут сплошные пощечины — и никакого удовольствия.
— Похоже, ты прав. Как там Ржавый Холм?
— Чудесно.
Я рассказал обо всем, что случилось со мной за двадцать восемь минут пребывания там: масса мертвецов, разрушающийся город, Караваджо, цветогидрант, энэсцешник. Я опустил лишь то, что касалось Джейн, Зейна и призрака, но это все равно не интересовало Томмо.
— А мои ботинки девятого размера?
— Вот. — Я протянул ему бумажный пакет с обувью, снятой с мертвого префекта. — Извини, я вовремя не заметил, как они воняют.
— Ага, вижу. — Томмо сморщился и достал скрюченный палец, приставший к стельке. — А ты не мог взять другие, из прихожей?
— Это воровство.
Он перегнулся через стол и швырнул палец в кувшин с водой.
— Знаешь, Эдди, ты слегка двинутый.
К столу подсаживались другие красные, вежливо кивая, когда им представляли меня. Я не знал никого, но они достаточно знали обо мне. Я бы хотел, конечно, чтобы обо мне говорили: «вот парень, который привез Караваджо», или «это дальний родственник цветчика», или хотя бы «он видел последнего кролика». Но нет — я был тем, кто рискнул своей шкурой ради желтого, да к тому же оказался «настолько глуп, что его чуть не сожрало ятевео».
— Кто это? — спросил я Томмо, когда в зал вошла женщина сурового вида.
— Госпожа де Мальва. Если сказать, что она призрак в человеческом облике, это будет несправедливо по отношению ко всем призракам. Она не входит в Совет, но очень влиятельна. Но пусть ее вид тебя не обманывает — она родилась темно-синей и стала лиловой лишь после замужества. Мерзкое создание, которое идет следом, — ее дочь, Виолетта де Мальва. Страшная скандалистка и, как поговаривают, будущий главный префект. Лучше не попадаться ей на глаза.
Но поздно: Виолетта заметила, что мы с Томмо переговариваемся, и поспешила к нашему столу намеренно детской походкой. Прическа — два хвостика — делала ее моложе своих лет. Виолетту нельзя было назвать некрасивой, но ее портил нос — слишком вздернутый и слишком маленький. Как и Кортленд, сын желтого префекта, она носила множество значков, говоривших об отличиях.
— Ты, должно быть, младший Бурый, — сказала она чуть ли не обвинительным тоном, покосившись на мои значки. — Тебе прописано смирение?
— По решению моего Совета.
— Тысяча баллов? — спросила она, имея в виду лучшую половину моей коллекции значков.
— Как видите.
— Что, Виолетта, — вмешался Томмо, — много задушила пушистых лесных зверьков?
Она холодно поглядела на него и опять обратилась ко мне, садясь между нами с нежной улыбкой, так что нам с Томмо пришлось подвинуться:
— Я Виолетта. Виолетта де Мальва. Если тебе сильно повезет, ты станешь моим другом. У меня очень много друзей — некоторые говорят, ни у кого в городе нет столько.
— Очень рад за вас, — ответил я.
— Прелестно! Теперь посмотрим… — Она достала записную книжку из кармана передника и стала листать. — У меня исчерпан лимит друзей, надо кого-то вычеркнуть, чтобы вписать тебя. Ага: Элизабет Золотти.
Виолетта зачеркнула ее имя и вписала сверху мое. Вообще-то я не соглашался стать ее другом, а она и не подумала спросить. Пурпурные, как правило, вели себя именно так.
— Готово! — провозгласила она. — Элизабет все время что-то вынюхивает, к тому же она косолапая и не отличит лютика от гвоздики. А правда, что ты играешь на виолончели?
— Только на трех струнах. Четвертую начну осваивать этим летом.
— Прекрасно! Ты будешь играть в оркестре. Мы собираемся ставить «Редсайдскую историю». Я играть не смогу — у меня главная роль. Придется изображать зеленую, но мы, прирожденные трагики, не боимся показаться смешными. — Она нахмурилась и пристально посмотрела на меня. — Ты ведь не считаешь, что я буду выглядеть смешно?
— Нисколько. Я однажды играл Натана в «Серых и куклах».
— Как это ужасно, — засмеялась она. — Ты, верно, чувствовал себя полным идиотом. Теперь вот что: сколько красного ты видишь?
Этого вопроса следовало ожидать: если старшая де Мальва была синей от рождения, то Виолетта располагалась на синем конце пурпурной части спектра. Чтобы лиловые удержались на вершине социальной лестницы, Виолетте требовался муж покраснее — тогда их дети оказались бы в центре этой части.
— Скажи, что мало, — просвистел Томмо неслышным шепотом.
— Заткнись, Киноварный. Ну так что, мастер Эдвард?
Я хотел было солгать и сказать, что немного, но, поразмыслив, решил, что не обязан говорить этого просто потому, что она спросила.
— Я не обязан отвечать на такие вопросы, госпожа де Мальва.
— Ошибаешься, — с раздражением ответила она. — Обязан. Ну так сколько же? — Мы поглядели друг на друга секунду-другую, потом Виолетта расхохоталась и игриво толкнула меня в плечо. — Ох уж эти Бурые! Проказники! Так не забудь про оркестр. Репетиции по средам, сразу после чая. Кстати, в вашем кувшине с водой плавает чей-то палец.
В зале появилась еще одна девушка, худощавее Виолетты. Судя по всему, она занималась хоккеем с мячом: я сделал такой вывод, потому что в руках у нее была клюшка.
— Ну-ну, — презрительно усмехнулась Виолетта. — Привет, Дэзи Кармазин. Тебя будут прослушивать на роль Марии? Если не получишь, не чувствуй себя совсем уж никчемной.
— Извини, — сказала Дэзи, одаривая Виолетту вежливой улыбкой, — ты что-то сказала? Я думала об овцах.
Виолетта безрадостно улыбнулась, встала и пошла прочь, толкнув Дэзи плечом.
— Да уж, — прокомментировала Дэзи, садясь и отпивая из стакана Томмо, потому что она заметила палец в кувшине, — несчастен тот, кто на ней женится. Кто сейчас ее любимчик?
— Твой братец, — ответил Томмо. — Ей придется не легче.
— Я шепну ему пару словечек на ухо. Породниться с Виолеттой: вот ужас! Привет. Я Дэзи Кармазин. А вы, должно быть, Эдвард.
Томмо пихнул меня в бок. Я вспомнил, что он уже поженил нас с Дэзи в своих брачных проектах.
— Эдди, — сказал я, пожимая ее руку. — Друзья?
— Друзья.
Дэзи была скорее хорошенькой, но выглядела старше своих лет из-за волос, доходивших до плеч, и темных веснушек на переносице. Нос у нее, как и говорил Томмо, был, пожалуй, слишком острым.
