отказалась, сославшись на травмированную ногу. Впрочем, ей совсем и не хотелось никуда ехать.
Театр опустел, и потекли любимые Катины минуты. Она спустилась на сцену, устроилась на своем заветном местечке. Откинувшись на спинку стула, прикрыла глаза.
Поразительно, ее жизнь в корне поменялась. Если еще три недели назад самым значительным событием она считала поход в книжный магазин для приобретения очередной издательской новинки, то нынче у нее даже не было времени на чтение. Взять хотя бы вчерашний выходной день.
Утром, позавтракав, она прибралась в квартире и как раз собиралась поваляться на диване с книжкой, как вдруг зазвонил телефон.
– Позовите, пожалуйста, Екатерину Королеву, – раздался в трубке совершенно незнакомый мужской голос. Очень вежливый и очень приятный.
– Я вас слушаю...
– Здравствуйте, Катя. Надеюсь, вы позволите так вас величать?
– Да, конечно, – растерялась Катя. – Но...
– Меня зовут Андрей Богданов. Я оставлял для вас мой телефон на проходной театра. Вам, наверно, не передали. Забыли...
– Наверное, – смутилась Катя. Она вспомнила про скомканный кусочек бумаги в кармане джинсов и почувствовала себя неловко.
– Мне необходимо вас увидеть, вот... – выдохнул невидимый собеседник и замолчал.
– Пожалуйста. Но я, честно говоря, не понимаю... – пробормотала Катя, судорожно думая, зачем она могла понадобиться незнакомцу.
– Значит, она вам не говорила обо мне? – сник неведомый Богданов.
– Кто? Кто не говорил? – разозлилась Катя. – И кто вы такой, в конце концов? Что вам от меня надо?
– Извините меня. Я должен был сразу расставить все точки над «и». Просто почему-то подумал, что Юля рассказывала вам обо мне.
– Юля? – ахнула Катя. – Дроздовская Юля?
– Ну да... Я Юлин муж. Бывший...
Глава 22
Андрей оказался милым и обаятельным. Высокий, худощавый, со смеющимися глазами и длинными темными волосами, собранными в забавный хвостик. Кате он понравился.
Затерянный в кривых арбатских переулках ресторан, куда Богданов пригласил Катю, назывался «Папарацци».
Под прицелом фото-, видео – и телекамер, расставленных по периметру маленького уютного зала, они прошли к накрытому столику. Со стен улыбались, хмурились, злились всевозможные знаменитости, запечатленные в неожиданных ракурсах.
Катю рассмешили названия блюд. Салат «желтая пресса», мясной рулет «бульварное чтиво», коктейль «газетная утка», свиная отбивная «жареные факты»...
– Это ресторан моего друга, – пояснил Андрей, делая заказ. – Когда-то мы вместе работали на телевидении.
– Да? – Катя удивленно вскинула глаза на своего собеседника. Лицо Богданова ей сразу показалось знакомым, теперь она вспомнила, где видела его раньше – в репортажах из разных горячих точек...
– Он ушел в бизнес, а я остался верен альма-матер.
Невозмутимый официант, облаченный в защитного цвета безрукавку с множеством карманов и увешанный фотоаппаратами, прикатил заполненную тарелками тележку. Расставил все на столе, разлил вино по бокалам, направил объектив камеры на Катю, щелкнул и удалился.
– Фото будет, – сообщил Богданов, принимаясь за еду. – Фирменный знак заведения. Бренд, можно сказать...
– Так зачем вы хотели меня видеть? – спросила Катя спустя полчаса, покончив с десертом – шоколадным тортом «Компромат». Несмотря на то что они с Андреем выпили на брудершафт, язык не поворачивался сказать малознакомому человеку «ты».
– Катюш, мы же договорились, – с притворной укоризной покачал головой Андрей. – Когда я слышу «вы» в свой адрес, начинаю чувствовать себя глубоким стариком.
– Извини. И все-таки... Зачем?
– Вы ведь действительно дружили с Юлькой? – наконец спросил он.
– Пожалуй, что да... – подумав, кивнула Катя.
– Не понимаю, почему она обо мне ничего не сказала! – с болью воскликнул Богданов. Закурил, глубоко затянулся. – Ну да ладно, значит, не хотела. Да, так вот... – Он внимательно посмотрел на Катю и хрипло выдохнул. – Я не верю, что она сама... То есть я точно знаю.
– Что? – похолодела Катя.
– Я уверен, что ее убили, – твердо повторил Андрей.
– Нет! – Катя судорожно сглотнула подступивший к горлу комок. – Нет, не может быть! Я...
– Послушай! – с досадой перебил Богданов. – Юлька не могла так поступить. Ни с собой. Ни со мной... Она хотела жить, хотела начать все сначала. Да, случилось так, что мы разошлись. Поссорились по глупости и разбежались. Кто-то что-то Юльке сказал про меня, а она поверила. Я тогда психанул и уехал. Мотался по горячим точкам. Чечня, Афганистан, Ирак. Думал, забуду. Но не смог. Знаешь, расставание – это как... – Андрей пощелкал пальцами, подбирая слово, – как ампутация. Ноги уже нет давно, а она продолжает ныть, дергать. Фантомные боли.
– Ампутация... – сглотнув, чтобы перевести дыхание, пробормотала Катя. – Какое точное ты нашел определение...
– Дай Бог тебе этого не знать никогда.
– Дай Бог... – печально улыбнулась Катя. Тряхнула головой, отгоняя воспоминания. – Но с чего ты решил, что ее убили?
Богданов достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо потертый лист бумаги. Бережно развернул, погладил пальцами отпечатанные бесстрастным принтером строки. Протянул Кате.
– Прочти. Это Юлькино письмо. Я получил его за несколько дней до... – голос дрогнул, он так и не закончил начатую фразу.
– Как? – растерялась Катя. – Я не могу. Не могу читать чужие письма.
– Прошу тебя, – начал Богданов, но в этот момент к их столику нетвердой походкой подошел какой-то человек.
– Елы-палы! Андрюха! – воскликнул он, икнул и треснул Андрея по плечу. – Богданов, старик! Ты ли это? А я смотрю, смотрю... Вроде ты, а вроде – нет. Здорово, родной! – Мужчина полез обниматься.
– Здорово, здорово, – поморщился Богданов и поднялся со своего места. Заметив, что нетрезвый приятель собирается сесть за их столик, засмеялся. – Давай отойдем.
– И с дамой не познакомишь? – снова икнул приятель.
– Познакомлю, попозже, – хмыкнул Андрей, ухватил товарища за локоть и увел в сторону.
Катя налила вина, выпила залпом и развернула письмо. «Прости!
Я так долго боролась с собой, что борьба потеряла всяческий смысл. Не нужна она, эта борьба. Главное – это ты и я! Это мы!
Вчера я смотрела телевизор. Я редко его смотрю, ты знаешь. То есть, если ты еще не забыл. Так вот. Я смотрела новости из Багдада. На фоне разрушенных домов, развороченных автомобилей, на фоне окровавленных кусков человеческого мяса я увидела тебя. Сквозь неумолчный, нескончаемый женский вой я услышала твой голос. И вот тогда я все поняла!
Как глупо, как нелепо я поступила. Прости! Если ты еще можешь, если ты еще хочешь, если ты еще помнишь, прости!
Раньше я думала, что наша разлука – это мое наказание за чужие грехи, за горе, которое поселилось в моей семье с моим рождением. Думала, что не заслуживаю счастья, терзала себя, истязала.
Невольная вина не виновата, подсказал мне Сенека.
Раньше я думала, что наша разлука – во благо. Ведь верность для мужчины – как клетка для тигра. Думала, тебе будет лучше, проще, спокойнее без меня.
