тоном. — Дело касается трёх поросят. Они выдвигают против вас обвинение в притеснениях по видовому признаку, психологическом давлении и злонамеренном преследовании.
Глава 34
Под допросом
ПОРОСЕНОК В РОСТБИФОВОМ ШОКЕ
Вчера некий поросенок был застигнут за поеданием ростбифа, что прямо противоречит правилам использования продуктов на животной основе для питания животных. Поросенка, одного из пятерых в помете, изолировали, пока сотрудники Департамента внешней среды, продовольствия и сельского хозяйства пытались выследить остальных членов семьи. Представитель департамента сказал следующее: «К счастью для нас, один из поросят оставался дома, а другой, когда ему предложили жаркое, отказался. Четвертый визжал всю дорогу домой и сейчас находится в карантине. Мы по-прежнему пытаемся найти первого поросенка, который, похоже, отправился на рынок. Пока его не поймают, мы приказали убрать с прилавков все продукты на основе свинины и решили изымать всё, что попадётся на глаза, свиное или нет, просто на всякий случай».
— Уж не Звонн ли натравил вас на меня? — резко спросил Джек, садясь в жёсткое пластиковое кресло в комнате для допросов.
— Никто нас ни на кого не натравливал, — бесстрастно ответил Любимчикс. — Мы проведем полное расследование надлежащим образом. Вы имеете право ничего не говорить. Но ваше молчание может повредить вашей защите…
— Знаю я всё это, — перебил Джек. — Может, перейдем к делу? На мне ещё расследование висит.
— Мне кажется, будет лучше, если вы просто ответите на вопросы, — сказал Любимчике. — И ещё мне кажется, что некоторое время вы не сможете вернуться к работе.
Джек посмотрел на стоящего в дверях Бриггса.
— Сэр!
Суперинтендант пожал плечами. Тут он ничем не мог помочь.
— Если вы желаете получить адвоката или настаиваете на присутствии кого-нибудь из профсоюза полицейских, — продолжал Любимчикс, — то мы готовы это устроить, но будем настаивать, чтобы вас отстранили от расследования с полным содержанием до окончания разбирательства.
— Я отказываюсь от адвоката, — твёрдо сказал Джек.
— Назовите своё имя для записи.
— Инспектор Джон Реджинальд Шпротт, отдел сказочных преступлений, полицейское управление Оксфорда и Беркшира, номер жетона восемьдесят два шестнадцать.
— И вы вели дело номер семьсот двадцать два бис «Вероятно незаконное убийство Теофилиуса Бартоломью Волка, он же Злой дядя»?
— Я.
Любимчикс выложил на стол несколько листков бумаги. Это были донесения о содержании под стражей и аресте.
— Это ваша подпись?
— Да.
— Тогда, возможно, вы сумеете мне ответить, почему поросята «А», «Б» и «В» содержались в тщательно вычищенных и приведенных в порядок камерах и почему им предлагали чай, кофе и печенье, а не помои и не воду из лужи, на что они имели полное право?
— Что-что?
Любимчикс положил на стол ещё один листок бумаги. Это было письмо от Найджела Хватта, адвоката поросят, в котором перечислялись жалобы подсудимых на Джека.
— Они не выдвигали никаких особых требований, — ответил Джек, глядя на пункты списка жалоб со все большим раздражением.
Выиграй он это дело, ему было бы наплевать, но поросята жаждали мести — и, разумеется, денег.
— Это не их дело, — сказал Любимчикс. — Они также утверждают, что вы допрашивали их, поедая сэндвич с беконом. Почему?
Джек пожал плечами:
— Наверное, потому, что в столовой закончились булочки.
Любимчикс ожег его взглядом.
— Шпротт, вы что, считаете весь этот допрос забавой? — Он побарабанил пальцами по списку жалоб поросят. — Даже трёх из этих шести жалоб достаточно, чтобы покончить с вами, Шпротт. И они дорого обойдутся Редингскому управлению. Посмотрите только вот на это: «Инспектор Шпротт и его помощник констебль Эшли делали замечания насчёт поджаристой корочки и яблочной подливки специально, чтобы поросенок «В» мог их услышать». Если это так, Шпротт, то это является угрозой применения к заключенному физического воздействия и может быть приравнено к настоящей пытке. Хватт ссылается на билль девяносто шестого года о равенстве животных (антропоморфных) и людей, и нам кажется, что он имеет на это все основания!
Джек вздохнул. Может, спустя шесть месяцев суд и оправдает его вчистую, но будет слишком поздно. Он должен остаться на свободе, чтобы продолжить расследование сегодня. Джек прекрасно понимал, что при желании НКРЖП могло бы послать поросят куда подальше, так что проблема заключалась не в восстановлении справедливости по отношению к трем кровожадным хрюшкам. И даже не в отстранении Джека, чтобы Звонн мог забрать себе дело Болтая. Нет, данная акция призвана была показать, что происходит с людьми, которые осмеливаются противостоять Лиге и Звонну. Увольнение Джека послужит предупреждением любому, у кого достанет глупости или упрямства настаивать на своем.
Он обернулся к зеркальному окну допросной. Наверняка Звонн там. Смотрит и злорадствует.
— Чего вы хотите, Любимчикс?
— Я хочу, чтобы все полицейские придерживались буквы закона в отношении арестованных, — ответил тот. — Полицейский, который сбивается с пути, — пятно на добром имени полиции и всех её честных служащих.
— Значит, буквы закона, да?
— Да.
— И чтоб кристальная честность в ходе расследования?
— Конечно.
— И это касается всех полицейских?
Джек задал вопрос настолько прямо, что Бриггс инстинктивно зыркнул в сторону зеркального стекла. Значит, Звонн и правда там.
— Тогда я готов сделать заявление, и мне кажется, что для всеобщей пользы вам лучше отключить диктофон.
Джек обращался прямо к стеклу. Поскольку реакции не последовало, он произнёс:
— Это касается убийства в Андерсеновском лесу и Макса Зоткина.
Сработало.
Через несколько секунд дверь распахнулась, и в комнату с перекошенным от злобы лицом влетел Звонн.
Старший инспектор Любимчикс, видя, что дело внезапно чрезвычайно усложнилось, быстро объявил перерыв в записи и отключил магнитофон. Он-то был уверен, что Джек — готовый агнец на заклание и склонится перед неизбежным, но непосредственное вмешательство Звонна в его планы не входило. И
