этот ленивый, похожий на хорька гвардеец не шел, как обычно, а бежал, само по себе говорило, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Барсиль привалился к дверному косяку, тяжело и прерывисто дыша.
— Скорее, кузнец! — прохрипел он. — Там, в конюшне,
взбесился конь — не конь, а демон! Он прикончил Рупера!
Агелла выругалась. Рупер был сыном одного из конюхов — ровесник Сколля, но рослый, крепко сбитый парнишка. Если ее ученик вечно отвлекался от дела на пустые мечтания, то бедняга Рупер был попросту слабоумен — в свои четырнадцать он оставался пяти-шестилетним ребенком. Он исполнял в конюшнях самую простую работу — убирал навоз и мыл коней, но все равно за ним всегда кто-нибудь присматривал. Как, во имя всего святого, могло случиться такое ужасное несчастье? Не раздумывая, женщина-кузнец рывком подняла с земли Сколля, но при этом не сводила глаз с Барсиля.
— Что еще за бешеный конь? — резко спросила она. — У нас в Пределах нет коней-убийц!
— Это… э-э… новый конь. Он в конюшне. — Гвардеец беспокойно отвел глаза. Никто и никогда не смел солгать кузнецу, но Агелла нутром чуяла, что Барсиль не смеет и сказать ей всей правды.
— Да знаю я, что он в конюшне! Ты же сам мне об этом уже сказал, тупица!
Агелла протиснулась мимо растерянного гвардейца, цепко ухватила его за руку и бегом бросилась к конюшням, безжалостно волоча Барсиля за собой.
— Оставайся здесь! — рявкнула она через плечо Сколлю, который так и стоял разинув рот и прижав к груди кувшины — весь мокрый и пахнущий пивом. Агелла могла лишь надеяться, что безмозглый юнец не разлил
На бегу женщина гадала, что могло так разъярить неведомого коня. Уж верно не сама конюшня! Очень многие тиарондцы с великой радостью поменялись бы местами с домашней живностью Священных Пределов — ведь ей жилось куда теплее, сытней и приятней, чем большинству горожан. В конюшнях, псарнях, голубятнях и соколятнях иерарха было уютно, просторно и сухо. Даже в эти трудные времена животных кормили куда лучше, чем многих тиарондцев. Случись животному пораниться или захворать, к его услугам были несколько целителей из храмового Чертога Исцеления, поднаторевшие в подобных делах. При таком уходе и заботе какой конь мог бы до того взбеситься, чтобы пришибить человека? И какая беда могла бы подтолкнуть коня к такому изуверству?
Агелла издалека услышала неистовое ржание разъяренного сверх меры коня. У дверей конюшни теснилась целая толпа — конюхи, псари, сокольничие и даже десяток гвардейцев в кольчугах и черных туниках. Зеваки живо расступились перед Агеллой, и она побежала дальше — по широкому центральному проходу, между стойл, в которых содержались едва ли не все представители конского племени. Благодаря своему ремеслу женщина-кузнец знала их всех. Тут были статные и спокойные скаковые кони, ценимые за ровный ход и выносливость; были исполины-тяжеловозы, способные стронуть с места средних размеров гору; косматые вьючные пони, мастера на всякие проказы, но незаменимые на крутых горных тропах; стройные длинноногие скакуны, славившиеся своим проворством и носившие, как правило, гонцов иерарха; злобные и неукротимые боевые кони Мечей Божьих — они-то, по мнению Агеллы, вполне могли при случае пришибить человека.
Балованные обитатели конюшен иерарха обычно вели себя мирно и были довольны жизнью, но сегодня они все, как один, беспокойно метались по своим стойлам, округлив глаза от страха и оглушительно молотя копытами в стены. Шкуры их потемнели от пота, ноздри раздувались, чуя кровь и смерть. Агелла быстро поняла, что напрасно винила в смертоубийстве одного из боевых коней. Добежав до дальнего конца конюшни и закрытых стойл, в которых обычно помещали новых коней, она увидала, что два стойла заняты и возле них — на почтительном расстоянии — теснится с десяток гвардейцев.
— А ну, пропустите меня!
Агелла произнесла эти слова, даже не повысив голоса — ей это было и ни к чему. Вояки тотчас расступились и дали ей пройти. Все они хорошо знали, что спорить с кузнецом — значит накликать себе неудачу. Она взглянула на коней — и все прочие мысли точно вымело из ее головы. В соседних стойлах сверкали глазами и били копытами два вороных, соразмерно и изящно сложенных исполина. У женщины разом перехватило дыхание — так восхитила ее эта яростная стать. Она заметила, что один из вороных — жеребец. Агелла остановилась перед его стойлом — так, чтобы вороной красавец не исхитрился укусить ее.
— Мириаль всесущий! — потрясение пробормотала она. — Сефрийцы! Откуда они здесь взялись, ад меня побери?
От двери стойла, в котором ярился жеребец, тянулась широкая кровавая полоса — здесь проволокли тело злосчастного Рупера. Сейчас конь неистово терзал дверь зубами и копытами, явно вознамерившись разнести в щепки эту единственную преграду на пути к свободе. Фергист, старший конюх, бессильно наблюдал за этим буйством — тощий, долговязый, весь напрягшийся, как струна, на лбу под седеющими прядями прорезалась озабоченная морщинка. За грохотом копыт, гневным ржанием коня и треском дерева Агелла едва уловила обрывки речи Фергиста — он поспешно, вполголоса растолковывал, что и как.
— Привели их только сегодня… Рупер понес им воду… споткнулся, верно… Отец бросился туда… Мы его вытащили… дверь захлопнули вовремя, не то носился бы сейчас по всем Пределам… Я не решился их пристрелить. Ты же знаешь, какие они редкие. Иерарх и лорд Блейд — оба приказали особо заботиться о них… Ради Мириаля, сделай хоть что-нибудь!
Агелла покачала головой.
— Быть может, у тебя и не останется другого выхода, как только их прикончить. Этот жеребец того и гляди разнесет дверь в щепки — и что тогда?
— Насчет двери можешь не беспокоиться, — высокомерно отвечал старший конюх. — Эти стойла сработаны с особой прочностью — я сам наблюдал за работой мастеров. Не родился еще на свет тот конь, что сможет вышибить дверь в моей конюшне!
Женщина-кузнец снова перевела взгляд на вороного мятежника — и лишь сейчас отметила, что он закатил глаза так, что белеют белки, а могучая шея тускло отливает потом. За всей этой неистовой мощью таился самый обыкновенный страх. Коня увели от привычного окружения и бросили одного в незнакомом месте, где полно чужих людей и коней. Потом пришел бедняга Рупер и… Агелла отвела взгляд от оскаленных зубов жеребца и громадных передних копыт, которыми тот размеренно молотил по двери стойла, — и вдруг глаза ее сузились. На брюхе и задних ляжках вороного ясно виднелись свежие следы от кнута. Женщина резко развернулась к старшему конюху:
— Кто бил его кнутом?
— Далвис. Отец мальчика. — Фергист сокрушенно покачал головой. — Вначале-то конь вел себя вполне прилично. Дичился, конечно, нервничал, да ведь так поначалу со всеми бывает. Но вот что странно — с Рупером он был смирен, как котенок, словно привык уже иметь дело с детьми. Вот почему мы позволили мальчику войти в стойло. Потом Рупер споткнулся и упал прямо под копыта — вот тогда его отец перепугался и накинулся на коня с кнутом. — Старший конюх вновь покачал головой. — Жеребец бросился прямиком на Далвиса — и кончено.
— Погоди-ка! — воскликнула Агелла. — Я так поняла, что погиб
— Нет-нет, Рупера нам удалось вытащить, покуда жеребец молотил копытами Далвиса. Парнишка просто ударился, когда падал, и потерял сознание. Сейчас он у целителей. — Фергист придвинулся ближе к собеседнице. — Знаешь, что занятно? Все время, покуда конь вколачивал беднягу Далвиса в пол — а ведь Рупер валялся там же, прямо посреди стойла, — этот зверюга ни разу не наступил на мальчика. Как будто он…
Дверь стойла словно лопнула, с треском разлетевшись на куски. Живая, неистово ржущая лавина отшвырнула Агеллу прочь, вмяла в стену с такой силой, что женщина расшибла локоть и больно ударилась затылком. Проворно вскочив, она бросилась вдогонку за удирающим жеребцом, перепрыгнув по пути через головы гвардейцев, которые тщетно пытались выбраться из сточного желоба. Что-то хрустнуло под ногой — сломанный арбалет, который явно побывал под могучим копытом беглеца.
