темноте, несколько хриплых глоток грянули прежнее:
…Они восседали вдоль стены ангара на длинной скамейке – тридцать или около того мешковатых фигур. Пели не все. Некоторые монотонно раскачивались, кто-то просто тупо глядел перед собой. В желтоватом пятне света Илья видел спутанные волосы, заросшие многодневной щетиной опухшие лица и тусклые, ничего не выражающие глаза. У многих лица скрывали капюшоны или грязные, рваные шапки, низко надвинутые на самые брови.
– Ищи Костю! – прошипел Зава и начал по очереди освещать каждого бомжа. Едва луч фонарика переместился на четвертого с левого края, как Илья вздрогнул. Перед ними предстал худой, изможденный до крайности старик, голый по пояс. Его лысый череп глянцево блестел, беззубый рот был разъязвлен, а вместо глаз на друзей таращились какие-то мутно-белые нечеловеческие буркала.
– Он – слепой… наверное! – простучал зубами Вадим и перевел фонарик на следующего.
Это был Костя. Обряженный в грязный, а некогда коричневый свитер, мятые штаны, в вязаной шапочке на голове, он сидел, свесив большие руки между колен. Илья заметил, что в бороде у друга детства застряли мусор и сухая трава.
Тащить на себе такого здоровяка, как Костя Житягин, – врагу не пожелаешь. Илья, стиснув зубы и стараясь не дышать носом, чтобы не вырвало от вони, пер друга по проходу между ангарами и с каждым шагом понимал – далеко они так не уйдут.
Видимо, авария и травма помимо того, что начисто лишили Костю всех воспоминаний о его прошлой жизни, еще и повредили какие-то центры в мозгу, отвечающие за рефлексы. Он не только не узнал своих друзей, но, казалось, и не слышал слов, обращенных к нему. Сколько Илья и Зава ни уговаривали Житягина встать, пойти с ними, сколько ни взывали к каким-то самым простым и доступным в понимании даже ребенку вещам – все было бесполезно. Костя сидел, наклонив голову, и никак не реагировал.
Что интересно, его товарищи по несчастью тоже не проявили никаких эмоций, когда в их мрачном убежище появились незнакомцы с фонариком. По-прежнему ревели своего «Кузнечика» одни, все так же раскачивались другие.
В итоге пришлось просто брать Костю под руки и вести за собой. Но и шел он плохо – постоянно спотыкался и падал. После пятого или шестого падения еще там, в ангаре, Илья понял – придется волоком.
И вот он из последних сил несет своего несчастного, изувеченного и даже похороненного уже однажды друга, а Зава за двоих пыхтит за спиной, выдавая время от времени версии по поводу странного поведения людей в ангаре.
– …Скорее всего, это – какое-то лекарство. Обкололи их дрянью всякой или выпить дали. А чего, вот есть такие таблетки – азалептин, маленькие, беленькие. Здоровому человеку одной достаточно, чтобы двое суток ходить бревно-бревном. Точно, не иначе их азалептином накачали… Илюха, ты как думаешь?
– З-з-заткнис-с-сь!.. – прохрипел Илья и, остановившись, привалил громоздкого Костю к покатой стене ангара. – Все… Не могу больше!
– Ну, давай, я! – отважно выступил вперед Зава, выпятив грудь завсегдатая библиотек и встопорщив плечи, на которые никогда не ложилось ничего тяжелее ответственности за самого себя.
– Нет, Вадим. Мы по-другому сделаем! – Илья все никак не мог выровнять дыхание. Безучастный ко всему Костя сполз по стене вниз и теперь лежал возле ангара на боку, словно спящий.
Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, Илья ткнул Заву пальцем в грудь:
– Ты… Ты это, давай, дуй назад и подгоняй «троллер» к воротам, мимо которых мы сюда шли. А я Костю туда подтащу, тут уже рядом совсем, и щеколду открою. Погрузим – и ноги делаем. Понял?
– Ага, – Зава шмыгнул, огляделся. – А если повяжут вас тут? На, баллончик хоть возьми…
– Иди, иди, только осторожно! Как к воротам подъедешь, отзвони мне на мобильник, что ты на месте и что все чисто.
– Хорошо, Илюха! – и Зава, придерживая рукой сумку с железяками, умчался.
Илья сел рядом с Костей, попытался заглянуть другу в глаза, но не смог – взгляд Житягина все время ускользал куда-то, словно бы он смотрел внутрь себя.
Под грязными спутанными волосами на голове Кости угадывались многочисленные, кривые шрамы – результат аварии. Левая щека бугрилась, нос, распухший и свернутый набок, тоже, видимо, изрядно пострадал. Илья представил, как выглядело лицо друга тогда, в ноябре, и содрогнулся. Испытания, выпавшие на долю Кости, вызывали у него такую жалость, что слезы наворачивались на глазах. Жил-был здоровый, веселый парень-жизнелюб, и вдруг р-раз – и вот сидит перед ним вроде и человек, а вроде и нет…
Тяжело вздохнув, Илья закурил, достал мобильник, выставил функцию вибровызова, чтобы звонок не привлек ненужного внимания, и принялся ждать.
– Ф-фух, даже не верится, что мы сделали это… А ведь сделали, Илюха! Ай да мы! – Вадим радостно подпрыгивал на водительском сиденье, отчего «троллер» совершал опасные зигзаги, по вполне понятным причинам искренне возмущавшие других участников дорожного движения.
– Ладно, ладно. Ты давай, хватит куролесить, нам еще гаишников только не хватало. Заметут – что будем говорить про Костю? – Илья покосился на заднее сиденье, где, задрав заросший подбородок, лежал Житягин.
– Все-все, ты прав – веселиться потом будем, – мигом посерьезнел Зава. – Еще неизвестно, что с Костей и чем все закончится. Кстати, а куда мы сейчас? К родителям его повезем?..
«Троллер» выехал на пересечение Свободного проспекта с шоссе Энтузиастов и встал на светофоре.
– М-м-м… – донеслось с заднего сиденья. Илья обернулся и тут же получил сильный удар в лицо.
– Ай, ептвою, ты что?!
– Очухался, – Зава повернул лицо к Косте и тоже огреб плюху. Очки слетели с его лица и завалились
