лицам Ильи, Торлецкого и Яны. – Готовы? Так, повторяю диспозицию еще раз: подъезжаем к музею, встаем на стоянку. Я выхожу, начинаю прогуливаться поодаль, жду, когда ко мне подойдут. Вы сидите в тачке и не высовываетесь. После того, как ко мне подходят, граф и Илья вылезают и идут следом за мной, Яна и Вадим остаются в машине и охраняют Ларец. Далее действуем по обстановке, в зависимости от итогов переговоров. Всем все ясно? Тогда разбирайте оружие…
Илья раскрыл стоящий у него в ногах баул и принялся доставать оттуда автоматы. Яна размотала укутанный в куртку пулемет, откинула вороненую крышку и заправила ленту.
Торлецкий взял ППШ, задумчиво положил его на костистые колени и сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Что-то подсказывает мне, что наши планы окажутся совершенно бесполезными… Я пытаюсь прощупать окрестности, но тут мои способности бессильны. Впереди – словно черная стена, даже не стена, а будто бы купол какой-то. Словом, такие, как Удбурд, играют только по своим собственным правилам и всегда выигрывают…
– Оставить пессимизм! – гаркнул Громыко. – Полезные, бесполезные – время покажет. По-любому: пока не выпьешь, пьяным не будешь.
– Это вы к чему? – удивился Зава.
– Это я к тому, что если хочешь запьянеть, нужно налить и выпить. А просто на пузырь смотреть – без толку. И северный ветер ударил в прибой! Все, поехали, Вадик, поехали…
«Троллер» не спеша приближался к перекрестку. Серовато-белое здание Дарвиновского музея глыбилось угловатыми формами современной архитектуры на обширной территории, обнесенной невысоким заборчиком. По случаю выходного дня возле стеклянных дверей толпился народ – все больше родители с детьми. Стоянка оказалась плотно заставленной машинами, и в ответ на требовательное бибикание Завы, притормозившего возле шлагбаума, лысый пузатый охранник отрицательно покачал головой, мол, мест нет.
– Вот и встали на стоянку… – прошипел Вадим, задом сдавая к дороге. Громыко сквозь зубы помянул чью-то мать, потом решительно ткнул пальцем в лобовое стекло:
– Вон туда давай. Видишь, там, на углу, несколько машин стоит? Вот к ним и пристраивайся…
Джип, отчаянно тарахтя, проковылял через бордюры тротуара и выехал на мощенную серой плиткой площадь перед музеем. До указанного Громыко угла оставалось всего ничего, каких-нибудь пять метров, как мир вокруг «троллера» вдруг начал удивительным образом меняться.
Голубое небо с рваными белыми облачками стремительно налилось чернотой, но не ночной, со звездами и Луной, а непроглядной чернотой глухого подвала.
Одновременно исчезли, остались за невидимой звуконепроницаемой стеной шум города, крики детворы у музейных дверей, далекое завывание сирены.
Линии, очерчивающие здание музея, поплыли, начали расслаиваться, расступаться, словно бы строение принялось выворачиваться наизнанку, демонстрируя людям свое нутро.
«Так уже было», – подумал Илья, вспомнив, как золотозубый Федька-Саша вел их с Завой по коридорам мифического общежития Фонда Милосердия и Заботы.
– Так уже было! – вслух повторил он свою мысль, а следом за ним ошарашенный Громыко тоже закричал, обращаясь к водителю:
– Вадик, тормози!
Зава резко и слишком сильно надавил на педаль тормоза, джип дернулся и заглох. Тотчас же плывущие линии и плоскости музея рванулись вперед и поглотили «троллер», отгородив его от остального мира. Чернильное небо надвинулось, серые стены обступили джип, огородив ровный восьмигранник, посреди которого из ничего, прямо из воздуха возник низкий каменный стол.
На столе лежал на боку человек, мальчик – глаза закрыты, ноги согнуты, руки подложены под щеку. Если бы не неестественная бледность и страдальчески сведенные к переносице брови, можно было бы предположить, что он крепко и безмятежно спит.
– Дмитрий Карлович! – закричал Торлецкий и принялся открывать дверцу джипа.
– Сидеть! – зарычал Громыко, но граф уже выбрался наружу и, размахивая на бегу ППШ, бросился к лежащему Мите.
– Все на выход, мать его перемать! – майор передернул затвор и выскочил следом за графом.
Илья, сжимая в руках непривычное оружие, следом за Яной покинул «троллер» и огляделся.
Место, в котором они оказались, напоминало декорации ночного кошмара. Сквозь серость шероховатых стен явственно проступали контуры окружавших Дарвиновский музей зданий; через одну из плоскостей Илья разглядел холл музея, снующих туда-сюда посетителей и белое изваяние мегатерия – гигантского ископаемого муравьеда.
Если все это еще как-то можно было объяснить – энергетические поля, силовой купол и другие атрибуты из фантастических романов вполне подходили, то виднеющийся сквозь самую дальнюю стену знакомый Илье и Заве жуткий болотистый пейзаж с готическим разрушенным собором запутывал все окончательно.
Граф, огромными скачками несущийся к неподвижному Мите, вдруг наткнулся на невидимую преграду и упал метрах в трех от стола. Тотчас же поднялся сильный ветер, и отчаянно сопротивляющегося Торлецкого поволокло по гладкому каменному полу обратно к джипу.
Громыко немедленно скомандовал занять оборону, однако обороняться оказалось не от кого. Ветер дотащил разозленного сверх всякой меры графа до «троллера» и мгновенно стих. Наступила ватная тишина, нарушаемая лишь скрипом графской кожанки да пощелкиваниями остывающего двигателя джипа.
Так прошло несколько невообразимо долгих, будто бы резиновых, минут. Напряжение, охватившее всех, достигло высшей точки. Илья чувствовал – и Громыко, и Яна, и граф, и даже мирный Зава готовы сейчас на все, слишком необычным, пугающим, кошмарным казалось происходящее.
– Где это мы? – нарушил тишину Илья. Впрочем, вопрос он задал лишь затем, чтобы как-то разрядить
