пониманию командования фронта доставку горючего по воздуху, было, таким образом, впору и «выдающемуся полководцу» Якиру, а отнюдь не только поднявшемуся наверх после чистки РККА М.П. Ковалеву…
Ситуация, в которой оказались в сентябре 1939-го 15-й танковый корпус и другие танковые соединения Белорусского и Украинского фронтов, неизбежно возникла бы и в 1936-м, когда при организации операций советское командование, по выражению директивы наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г., тоже не «планировало тылом» и решения на форсированные марши и «длительное использование в тылу противника механизированных частей» принимало без учета возможностей материального обеспечения этих действий – «легко и просто»!32 Таким образом, у не желавшего в сентябре 1939-го «планировать тылом» своих танковых частей комбрига П.Н. Ахлюстина были предшественники и в «предрепрессионный» период… В КВО даже составители «отлакированного» годового отчета от 4 октября 1936 г. прямо сознались тогда перед Москвой, что у них «во всех родах войск еще слабо с организацией тыла на всю операцию»!33 А в 15-й механизированной бригаде КВО – будущей 38-й легкотанковой, той самой, которая из-за нехватки бензина так и не дошла 19 сентября 1939 г. до Львова, в 1936-м (как выявил в сентябре на Шепетовских маневрах посредник комбриг Н.И. Живин) «требовали доработки» и все вообще «вопросы управления тылами»34… Таким образом, 25-му танковому корпусу пришлось бы рассчитывать только на трофейное горючее, а 10-я тяжелая танковая и 24-я и 38-я легкотанковые бригады вынуждены были бы выполнять боевые задачи лишь частью сил и при прежнем, «предрепрессионном» командовании…
Управление войсками. По окончании польской кампании был сделан вывод, что многие командиры танковых соединений вообще «не справляются со своими обязанностями» и «слабо ориентируются в топографии»35. Иными словами, речь шла и о слабом владении техникой управления войсками. В частности, командование 25-го танкового корпуса Каменец-Подольской группы Украинского фронта 17 сентября 1939 г. так неумело организовало движение своих бригад, что корпус не только не выполнил задачу дня, но и затормозил продвижение других танковых соединений: его колонны пересекали дороги, по которым к соседям подвозилось горючее…
В немногих крупных боях Польского похода выявилось, что в обстановке реального боя с управлением войсками зачастую не справляются также и пехотные и общевойсковые командиры. Так, штаб 52-й стрелковой дивизии 5-й армии Украинского фронта 28 сентября двигался разделенным на эшелоны – что дезорганизовало управление частями. Поэтому, когда 411-й танковый батальон дивизии в районе Шацка (восточнее Влодавы) был внезапно атакован поляками из полка «Сарны» Корпуса охраны пограничья (КОП), он не смог связаться со штадивом и, будучи предоставлен самому себе, отошел и оставил Шацк. Больше того, в ходе завязавшихся под Шацком и продолжавшихся и 29 сентября боев с частями КОП из группы генерала В. Орлик-Рюкеманна «подразделения дивизии зачастую не имели связи друг с другом и практически никак не управлялись»36… 29-го же в ходе наступления на позиции 60-й пехотной дивизии поляков под Миляновом (севернее Парчева) командир 487-го стрелкового полка 143-й стрелковой дивизии 4-й армии Белорусского фронта потерял связь с приданным ему артиллерийским дивизионом и не смог поэтому поддержать огнем свой очутившийся в трудном положении 2-й батальон. В итоге последний вынужден был отойти, вслед за ним отошел (чтобы не оказаться изолированным) и 3-й батальон – и наступление 487-го полка провалилось…
Случаи неумелой организации связи, как можно вывести даже из довольно скупой информации о действиях войск в Польском походе, приводимой отечественными авторами, вообще были довольно частым явлением. Явную проблему представляло собой установление связи с соседями, без которой действия соединений становились несогласованными, разрозненными. Стоило только 2-й легкотанковой бригаде развернуться при переходе 17 сентября границы на сравнительно широком фронте, как ее батальоны тут же потеряли связь друг с другом! 24-я легкотанковая бригада в ночь на 18 сентября атаковала западную окраину Тарнополя, так и не установив связь с другими соединениями 2-го кавкорпуса, хотя целью атаки было именно оказание поддержки этим последним. «Хорошо, что там и драться не с кем было…» В явном пренебрежении находилась радиосвязь: иначе невозможно объяснить, почему, например, отданный в 9.00 18 сентября штабом 3-й армии Белорусского фронта приказ на занятие Вильно командующий подвижной группой армии комбриг П.Н. Ахлюстин получил только в… 22.00. (Командование 3-й армии вообще работало тогда на редкость медленно: приказ штаба фронта о взятии Вильно оно получило еще в 3.55; таким образом, на принятие решения о выдвижении группы Ахлюстина и оформление соответствующего приказа у командарма-3 комкора В.И. Кузнецова и его штаба ушло около пяти часов! Правда, для принятия решения необходимо было сначала связаться с соединениями и выяснить их состояние и возможности, но если это потребовало столько времени, то наш вывод о неумении штарма- 3 организовать связь становится лишь обоснованнее…) Приказ штаба Украинского фронта, отданный вечером 17 сентября командующему Шепетовской армейской группой, тоже не был передан по радио, а доставлялся из Проскурова в Ровно на автомобиле командиром штаба…
Нам не удалось найти сведений о том, знали ли «предрепрессионные» командиры танковых соединений топографию, но то, что они плохо умеют «организовать бесперебойное»
Командир 25-го танкового корпуса полковник И.О. Яркин в сентябре 1939-го двинул свои колонны поперек путей подвоза других соединений, но можно ли было ожидать лучшего руководства от его «предрепрессионного» предшественника (при котором корпус назывался еще 45-м механизированным), комдива А.Н. Борисенко? В своем письме И.В. Сталину от 6 августа 1937 г. бывший начальник автобронетанковых войск КВО комбриг Н.Г. Игнатов подчеркивал, что «по своей подготовке и мягкости тов. Борисенко для такой работы не подходил. Это был не командир корпуса, да еще мех[анизированного] корпуса, а слабовольный и без знаний управляющий корпусом, о чем мною многократно докладывалось врагу народа Якиру». Начальник Автобронетанкового управления РККА И.А. Халепский, продолжал Игнатов, тоже «с возмущением наблюдал за работой командования корпуса на учениях и маневрах»39. Правда, целью автора письма было опровергнуть обвинения в «замазывании» очковтирательства, процветавшего в корпусе Борисенко, и в стремлении оправдаться он мог сочинить всякое. Но, думается, верить ему все же можно – и не только из-за призыва в свидетели еще не арестованного Халепского. Для того чтобы оправдаться, Игнатову вполне хватило бы приводимых им напоминаний о том, как он выставлял 45-му мехкорпусу «неуд» за боевую подготовку и докладывал об изъянах в боевой подготовке его частей. То, что за эти изъяны должен отвечать комкор, было ясно и так. «Топить» его, чтобы показать свою благонадежность, тоже было незачем: «врагом народа» «тов. Борисенко» еще не объявили. И все-таки Игнатов первым же делом подчеркнул, что «все зло было, безусловно, в командовании корпуса»… 40
А
В сентябре 1939-го командование 24-й легкотанковой бригады (бывшей 12-й механизированной бригады КВО) не сумело установить связь с соседними соединениями, но смогло бы оно это сделать в «дорепрессионном» 1936-м, когда даже составители «отлакированного» годового отчета КВО признали, что штабы их соединений «не всегда верно применяют», в зависимости от обстановки, различные средства связи? И когда директива наркома обороны № 22500сс от 10 ноября 1936 г. прямо отметила, что, «как