пушки, что и в Гродно, но если при взятии Гродно было подбито и сожжено 16 (по другим данным – 19) советских танков и 4 бронеавтомобиля19, то в боях за Вильно мотомехгруппа 3-го кавкорпуса (располагавшая теми же БТ-7 и еще хуже бронированными БТ-5 и БТ-2) лишилась только 5 танков и 4 бронеавтомобилей…20
Однако, согласно докладу начальника Генерального штаба РККА Маршала Советского Союза А.И. Егорова на Военном совете при наркоме обороны (
В случае с КВО на неумение командиров танковых соединений образца 1936 г. организовать взаимодействие «со стрелковыми войсками» фактически указывает даже годовой отчет округа от 4 октября 1936 г. Как деликатно значится в нем, у командиров «мотомеханизированных частей» (так в КВО все еще именовали тогда танковые войска) «остаются все же не совсем доработанными» «вопросы взаимодействия как между собой, так и со стрелковыми войсками»23. Поскольку в умении изображать черное белым этому отчету просто нет равных, указанные вопросы были, похоже, отработаны просто плохо…
По свидетельству вполне, как мы видели, объективного приказа нового командующего войсками КВО И.Ф. Федько № 0100 от 22 июня 1937 г., «конкретно организовать взаимодействие различных родов войск в условиях сложной боевой обстановки» (а именно такая была характерна для сентября 1939-го, когда танки прорывались в оперативный тыл противника) «командный состав» Киевского округа «не умел» и накануне чистки РККА; «штабы всех родов войск» тогда тоже были «слабо подготовлены для выполнения задач по […] организации взаимодействия родов войск»24. Окажись тогда командир 45-го механизированного корпуса КВО А.Н. Борисенко на месте комкора 15-го танкового М.П. Петрова, он явно наладил бы взаимодействие танковых соединений со стрелковыми не лучше, чем тот. Ведь на протяжении и 1936-го (когда Борисенко не провел ни одного корпусного или бригадного учения) и первой половины 1937- го взаимодействие со стрелковыми соединениями и артиллерией в 45-м мехкорпусе «не отрабатывалось вовсе»…25
Обеспечение боевых действий. Одной из самых характерных черт польской кампании РККА стала перманентная нехватка горючего для наступающих танковых соединений, обусловленная тем, что многие из командиров этих последних оказались «не в состоянии» «наладить работу тыла»26. Так, 24-я легкотанковая бригада Волочиской армейской группы Украинского фронта, перешедшая границу с 213 танками, уже к вечеру первого дня кампании смогла выделить для броска на Тарнополь только около 90 БТ-7: остальные уже стояли без горючего! Вечером 18 сентября, будучи наконец заправлены, они тоже подтянулись к Тарнополю, но для выполнения вновь поступившего приказа на занятие Львова опять удалось выделить лишь около 80 танков – остальным опять не хватало бензина! В 10 -й тяжелой танковой бригаде от Тарнополя на Львов по той же причине смогли тогда двинуться лишь 33 из 138 Т-28, БТ-7 и Т-26, а 38-я легкотанковая бригада той же Волочиской группы в район Унтербергена (под Львовом) вышла 19 сентября всего с 30 из 141 Т-26, да и те «были совсем без топлива»27. В Шепетовской армейской группе Украинского фронта нехватка горючего в первый же день замедлила темпы наступления 36-й легкотанковой бригады, а в Каменец-Подольской – 26-й легкотанковой. А 25-й танковый корпус Каменец-Подольской группы не остался, двигаясь по Прикарпатью, без топлива лишь потому, что захватил в разных местах 380 тонн польского бензина, «что [и.
На Белорусском фронте не смогли наладить снабжение даже фронтовой подвижной группировки – конно-механизированной группы. Танкисты ее 6-го кавалерийского корпуса испытывали нехватку бензина на протяжении всего марша по Западной Белоруссии, а в 15-м танковом корпусе 19 сентября дошло до того, что между Слонимом и Волковыском встали без топлива все (!) его танки – около 450 машин! При этом командующий фронтом командарм 2-го ранга М.П. Ковалев открыто расписался в неумении организовать снабжение войск, заявив, «что он может послать горючее только на самолетах», но «кто организует?». «Хорошо, что там и драться не с кем было», – резонно замечал потом Маршал Советского Союза С.М. Буденный (который в конце концов и организовал, выручая штаб фронта, снабжение 15-го танкового горючим по воздуху)…29
Вообще в перебоях с бензином не меньше танковых были виноваты и общевойсковые штабы и командиры. Один из последних – командир 24-й кавалерийской дивизии 3-й армии Белорусского фронта комбриг П.Н. Ахлюстин просто отказывался считаться с тем обстоятельством, что танки не могут действовать без горючего! Возглавляя
Но ситуация, в которой оказался 19 сентября 1939 г. 15-й танковый корпус, неизбежно возникла бы и в «благополучном», «дорепрессионном» 1935-м! «Мы на учениях убеждались, – отмечал 9 декабря 1935 г. на Военном совете заместитель начальника Генерального штаба РККА В.Н. Левичев, – что мехбригады и мехкорпуса, достигшие в условиях игры огромных успехов в смысле вторжения в оперативную глубину противника, на третий день оставались без горючего»30. Именно так и получилось в 1939-м: 19 сентября было третьим днем польской кампании РККА, и 15-й танковый к этому дню «достиг огромных успехов в смысле вторжения в оперативную глубину противника»… То, что «тыл» и тогда был «слабейшим звеном подготовки войск», мы читаем и в годовом отчете политуправления БВО от 21 октября 1935 г., а начальник автобронетанковых войск КВО Н.Г. Игнатов, затронув 20 января 1936 г. на армейском совещании танкистов-стахановцев проблему тылового обеспечения танковых частей и соединений, заявил, что в Киевском округе «этот вопрос» не только «еще не отработан», но и, «по сути дела, еще не совсем ясно понимается», что на штабной игре, проведенной недавно под руководством самого командующего войсками округа командарма 1-го ранга И.Э. Якира, проблемой оказалось даже «бочку бензина подвезти к определенной части»!31 Беспомощно вопрошать, «кто организует» единственно доступную