Крах 1941 – репрессии ни при чем! «Обезглавил» ли Сталин Красную Армию?

иметь», – заявил на апрельском совещании начарт 7-й армии комкор М.А. Парсегов²²⁵. Еще хуже обстояло дело с младшим комсоставом. «Кадровый младший командир, – отмечал в своем докладе об итогах войны Н.Н. Воронов, – имел посредственную подготовку», призванный же из запаса «знания свои растерял»²²⁶.

Но не лучше (если не хуже) комсостав артиллерии был подготовлен и в 36-м, когда, по свидетельству доклада М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА», командиры огневых взводов «резко отставали в своей огневой подготовке», качество стрельб, проводимых командирами батарей и дивизионов, было лишь удовлетворительным, а практики во взаимодействии с пехотой у них было очень мало («что значительно снижает ценность огневой подготовки артиллерии»)²²⁷.

Командиры-артиллеристы запаса (причем отнюдь не одни лишь командиры взводов) также вызывали нарекания и до чистки РККА. «Подготовку командного и начальствующего состава запаса признать удовлетворительной нельзя», – прямо докладывал в марте 1937-го начальник штаба 99-го артиллерийского полка 99-й стрелковой дивизии КВО майор А.Н. Юдин²²⁸. В ходе сбора второочередной 129-й стрелковой дивизии, прошедшего в ПриВО 28 июня – 5 июля 1937 г., выявилось, что призванный из запаса комсостав артиллерии «в основной массе командовать подразделением не может»²²⁹.

Младший комсостав артиллерии, как отмечалось в докладе М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА», «резко отставал в своей огневой подготовке» и в 36- м²³⁰. В протоколе партсобрания 174-го стрелкового полка 58-й стрелковой дивизии КВО от 11 апреля 1936 г. содержится даже заявление о том, что младшие командиры-артиллеристы… «не умеют установить прицел и уровень»!²³¹ В ОКДВА, согласно отчету ее штаба от 18 мая 1937 г. младший комсостав артиллерии был слабо подготовлен и накануне чистки РККА – и в стрелково- артиллерийском отношении, и в тактическом.

О «дорепрессионном» уровне выучки младших командиров-артиллеристов запаса сведений обнаружить пока не удалось.

Сведений о выучке участвовавших в финской кампании командиров инженерных войск в опубликованных источниках не содержится.

В. Командиры войск связи

Военком Управления связи Красной Армии бригадный комиссар К.Х. Муравьев (финскую кампанию прошедший начальником связи 8-й армии) на апрельском совещании при ЦК ВКП(б) охарактеризовал подготовленность кадровых командиров-связистов как «удовлетворительную», а призванных из запаса – как «плохую»²³².

Сведениями о «дорепрессионной» выучке командиров-связистов запаса мы не располагаем, но, что касается кадровых, то:

– в ОКДВА (сведения по двум другим крупнейшим округам не обнаружены) их выучка была лишь удовлетворительной (и то если верить годовому отчету самих войск связи этой армии от 7 октября 1935 г.) и в 35-м;

– что в 36-м в трех самых крупных военных округах эта выучка, как мы видели в главе 3, была даже неудовлетворительной;

– что, по крайней мере, в ОКДВА (по свидетельству отчета штаба этой армии от 18 мая 1937 г.) она не отвечала требованиям современной войны (т. е. была фактически неудовлетворительной) еще и перед началом чистки РККА.

Иными словами, к зиме 1939/40 г. выучка кадровых командиров войск связи была как минимум не хуже, чем в «предрепрессионный» период (а может быть, даже лучше).

2. ВОЙСКА

А. Пехотинцы

Тактическа я подготовка. «Одиночная подготовка бойца пехоты, – подытоживал Н.Н. Воронов, – в тактическом и стрелковом отношениях оказалась на низком уровне» (к этому мнению целиком и полностью присоединился на апрельском совещании бывший командарм-13 В.Д. Грендаль)²³³. Именно из-за этой низкой одиночной выучки советская пехота «не умела» (как отмечалось в приказе наркома обороны № 120) «вести ближний бой»²³⁴. И действительно, как видно из того же доклада Воронова, участвовавший в финской войне боец-пехотинец не был научен совершать переползания, перебежки, пренебрегал самоокапыванием и маскировкой (выступавшие на апрельском совещании комдив- 142 П.С. Пшенников и член Военного совета 13-й армии А.И. Запорожец утверждали, что маскироваться боец и не умел), плохо умел вести бой в траншее и лесу. Он не был также обучен наступать за танком и (что особенно выделяют все наши источники) за огневым валом, на минимально допустимом расстоянии от разрывов снарядов своей артиллерии.

Слабая выучка одиночного бойца обусловила плохую подготовленность мелких подразделений (отделений и взводов), а она, в свою очередь, – слабую же подготовленность таких подразделений как роты и батальоны. Не владея многими необходимыми в бою навыками, боец чувствовал себя неуверенно и начинал, как выразился Н.Н. Воронов, «невольно стремиться к действиям коллективом»²³⁵, т. е., попросту говоря, жаться поближе к другим. В результате, отмечал П.С. Пшенников, подразделение, «начав наступать в правильных боевых порядках, в процессе наступления свертывается в кулак, который противнику легко расстреливать»²³⁶. То, что «боевые порядки пехоты при движении в атаку очень скученные»²³⁷, советские источники отмечают постоянно, а финны были так поражены столь низким уровнем выучки красноармейцев – благодаря которому «финские стрелки выводили из строя сотни сбивающихся в кучи солдат противника», – что прозвали советскую пехоту «передвижным зоопарком»…²³⁸

Командарм-15 В.Н. Курдюмов на апрельском совещании указал также на неумение пехотных подразделений применяться к местности.

Особенно безобразной была подготовленность бойцов, призванных из запаса (многие из которых вообще никогда не проходили военной подготовки). Как указывали многие участники апрельского совещания, «запас прибывал почти совершенно необученным», а то и совсем «необученным»²³⁹. Проверка состояния и хода боевой подготовки, проведенная в начале февраля 1940 г. в 32-м, 33-м, 34-м, 68-м, 78-м, 113-м и 114-м запасных стрелковых полках ЛВО, обнаружила, что бойцы не только «не знают твердо своих обязанностей в различных видах боя и боевой службы (особенно в охранении)», но и «не научены правильной технике действий в бою (перебежки, переползания, использование укрытий и маскировка)»²⁴⁰.

Общим местом советских и финских источников является констатация неумения советской пехоты вести бой на лыжах.

Однако о «недооценке» одиночной подготовки бойца-пехотинца – недооценке, которая «идет по всей линии снизу доверху» и приводит к тому, что на маневрах боец «оказывается неумелым в боевых действиях», т. е. фактически о том же низком уровне выучки одиночного бойца, помполит 3-го стрелкового корпуса МВО Т.К. Говорухин докладывал еще в сентябре 1935-го²⁴¹. При этом он ссылался на спущенный сверху расчет времени на подготовку бойца; значит, низким уровнем одиночной выучки пехотинца должен был тогда отличаться не один лишь Московский округ…

«Слабая подготовка одиночного бойца» советской пехоты прямо констатировалась и в 36-м (в директиве наркома обороны № 400115с от 17 мая 1936 г.²⁴²), и в «дорепрессионной» первой половине 37-го. «Одиночный боец, – указывалось в директивном письме А.И. Егорова от 27 июня 1937 г., – не имеет твердых навыков в перебежках, переползаниях, в выборе места для стрельбы, наблюдения и проч.»²⁴³. Как мы могли убедиться в предыдущих главах, такая картина была тогда и в трех самых крупных военных округах (о «неудовлетворительной одиночной подготовке бойца» одного из них – ОКДВА – прямо и не раз говорило тогда даже ее командование²⁴⁴).

Ближний бой даже в передовом КВО – и согласно даже его «отлакированному» годовому отчету от 4 октября 1936 г.! – «находился» «лишь в стадии освоения» и в 36-м. «Слабыми навыками ближнего боя» – и опять-таки согласно годовому отчету самой этой армии от 30 сентября 1936 г. – отличались тогда и пехотинцы начинавшей уже воевать ОКДВА²⁴⁵. «Распоясывание» вместо