произнес:
– Что такое? Говори.
Кое-кто даже привстал, пытаясь понять происходящее. Шумели только в дальних концах зала. Здесь же установилась довольно странная для застолья тишина. В этой тишине послышался тихий голос голландца:
– Это Командор Санглиер. Знаменитый морской разбойник.
Если бы сказал «пират», то многие бы не поняли, но разбойники были известны всем. И наказывались без всякой жалости. Поэтому рык самодержца ни у кого не вызвал удивления:
– Арестовать!
32
Флейшман. Испытания
Работа неожиданно не просто сдвинулась с места, а устремилась вперед семимильными шагами. Так иногда бывает. Топчешься на месте, проклиная весь белый свет и собственную глупость, а потом вдруг не успеваешь перевести дух. Только трудишься, смотришь на содеянное тобой да предчувствуешь уже недалекий результат.
Может, на ускорение повлияла суровая зима. Делать больше было решительно нечего. Морозы, сугробы, тьма, начинающаяся едва ли не с полудня… То ли пить без просыпу, то ли трудиться не покладая рук. Второе, оно предпочтительнее. Большинство населения старательно придерживалось поста. Кабаки поражали непривычным безлюдьем. Сидеть в них крохотной, противопоставившей себя миру компанией было неуютно.
А тут еще монахи Борисоглебского монастыря. Зайдет такой, и начинаются нравоучительные беседы о душе, о грехах, на которые падок человек, хоть заранее известно, что отвечать за них все равно придется.
Почему я должен отвечать за каждый несвоевременно съеденный кусок мяса, было не очень понятно. Наверно, я просто нерелигиозный человек. Причем не только с точки зрения православия. Своих соплеменников в этих вопросах я тоже не понимал. Тех из них, которые, не взывая к восхваляемому уму, вдруг пускались в споры, а можно ли в субботу включить телевизор, или это тоже работа? По субботам что- либо делать грех. Нет, смешно, но я знал и таких…
Собственно, дела ощутимо сдвинулись еще во время приезда Командора со товарищи. Но если Жан-Жак занимался исключительно порохом, то Сергей с Григорием помогали нам. Когда же один за другим вернулись из поездок Женя с Аркашей, начался подлинный праздник труда.
Командор долго справлять его не стал. Они с Ширяевым побыли с неделю и отправились в полк, зато мы остановиться уже не могли.
Дело дошло до того, что изготовление штуцеров, собственно, наша прямая задача, было перепоручено работникам, а основные силы уходили на собирание паровой машины.
Несколько комплектов шатунов, цилиндров и прочих относительно сложных деталей были произведены еще во Франции. Культура производства в королевстве Людовика явно превышала ту, которая ждала нас на Руси, а терять время на трудоемкие подгонки, шлифовки и прочее решительно не хотелось.
Зато теперь основным стало изготовление котла, а затем окончательная сборка первой машины в мире.
Как звучит – первая! Только решить, назвать ли ее паровой машиной Ардылова, Флейшмана или Кабанова…
Шучу. Патентного бюро все равно не существует, а потомки в случае удачи пускай решают сами, в чью честь поименовать первый пыхтящий и парящий агрегат. Нам к тому времени будет уже все равно.
На изготовление котла пришлось позвать половину кузнецов с округи. Сваривать корпус было нечем. Оставалось клепать. Стук молотков долго преследовал нас не только во время работы, но и ночью во сне.
Собственно, в паровой машине ничего сложного нет. Придумать ее вполне могли еще древние греки. Но то ли они демонстративно плевали на любую технику в целях повсеместного внедрения спорта (например, гребли), то ли жалели свои чахлые леса, делать этого мудрецы, философы и прочие основатели современной цивилизации не стали.
Огонь в котле нагревает воду, вода превращается в пар, пар двигает цилиндры, кривошип крутит вал, вал передает момент куда требуется. Короче, элементарно, Ватсон. Правда, больше на словах. Но описать агрегат и изготовить его – разница заметная.
Я никогда не ощущал в себе желания стать Сайресом Смитом. Да и сейчас больше подсказывал, советовал, как истинный зевака, одним словом, руководил. Было бы над чем, а уж кому руководить – всегда найдется. У меня ведь два помощника имелись. Плюс Ардылов и Кузьмин в качестве мастеров. И куча народа для непосредственного проведения работ, если уж пользоваться суконным деловым стилем.
Испытание паровика планировали провести в январе всей немногочисленной, но спаянной командой. Но не успел закончиться декабрь, а все уже было готово. До Рождества оставалась неделя. И лучшим подарком к нему являлась заполнившая большой сарай машина. Даже труба торчала наружу. Между прочим, у самого котла металлическая. И уж затем она переходила в каменную.
Целый день в сарае наводился порядок. Мусора набралось столько, что вынести его самим было проблематично. Точнее – лень. Проще заплатить, а там всегда найдутся, кто проделает всю процедуру за копейки. В полном смысле слова – копейки. Покупательная способность денег еще долго будет иная, и та же пресловутая копейка для обычного горожанина как для нас… Даже не знаю сколько. Коров в двадцать первом веке я не покупал, а телевизоров не продают здесь.
Теперь оставалось самое трудное – ждать. Раз уж собрались провести испытания всем скопом. Ждать, пока не приедут наши.
И мы терпеливо ждали. Хмельную по случаю окончания работ ночь, похмельно-сонное утро и даже часть дня…
Искус особенно усилился после отнюдь не постного обеда, сопровожденного соответствующей выпивкой. Обедали мы в купленной избе, стоящей недалеко от места работы. Удобно – не надо переться по морозу черт знает куда, да и никто не оценивает пищу на предмет кошерности.
Зато на тот же предмет попытались оценить дела. Какой-то весьма плотного сложения монах хотел проникнуть в сарай. При этом в порыве кротости и братской любви к людям он едва не избил выглянувшего наружу часового из числа присланных нам на помощь солдат.
Пришлось вставать из-за стола и идти выяснять отношения. А также – качать права и потрясать бумагами.
Оказывается, в монастыре прослышали про собранную нами диковинку, и, хотя никто точно не знал, что она может делать и для чего вообще служит, кое-кто усмотрел в наших действиях происки сатаны. Усугубляло положение, что ни я, ни мои современники на исповедь не ходили. И вера ни при чем. Скажи правду – не поверят, такая получается тавтология. Лгать перед лицом Бога (вопрос о его существовании открыт, но все же…) нет ни малейшего смысла.
Монах потребовал от нас пояснений, для чего мы устроили в сарае форменное железное непотребство. И уж, само собой, покаяться, а содеянное – собственноручно порушить.
Пришлось припугнуть его именем сурового царя, а заодно сказать, мол, штука эта поспешествует (словечко-то какое!) дальнейшей победе над турками, а то и освобождению Гроба Господня. Следовательно, бесовской она никак не является.
Это была битва, ничуть не уступавшая былым карибским баталиям. Только вместо картечи и ядер летали исключительно слова. Порою они перемежались со стороны монаха цитатами из Писания, а с нашей – указами самодержца и здравым смыслом напополам с иронией.
И, как в Карибском море, мы опять победили. Хотя не сразу, с уроном для самоуважения, а заодно и кошелька. Небольшая сумма на свечи и молитвы положила конец спорам. Но не станет ли количество оппонентов еще больше, ведь многие могут захотеть воочию увидеть некоторые из аргументов?
Спор был жарким, но промерзли мы капитально. Этакая странность климата и дел. А вторая странность – хоть изба была протоплена и не успела остыть, но, чтобы из сосулек вновь превратить нас в нормальных людей, пришлось в экстренном порядке принимать тепло внутрь. Иначе даже руки не действовали, а пальцы застыли в согнутом положении, ожидая полной чарки.
