– Разрешите идти? – Чуть было машинально не поднес руку к виску, позабыв на мгновение, что подобный жест пока не в ходу.
– Не разрешаю. По какому праву был разжалован капитан Олсуфьев? – Теперь было понятно, откуда ветер дует.
Родственнички. Мать их перемать!
– Бывший капитан Олсуфьев виновен в невыполнении прямого приказа на поле боя, – я старательно подчеркнул слово «бывший». – В результате весь вверенный мне отряд был едва не уничтожен. Считаю, таким людям не место в офицерах, пока они не сумеют доказать своим последующим поведением, что достойны доверия.
Шеин явно задался целью испепелить меня взглядом, раз уж больше ничего сделать мне не мог. Даже арестовать и то выйдет ему таким боком!
Правда, разжаловать Олсуфьева своей властью я действительно не мог. Вот вздернуть на ближайшем суку – вполне. Или расстрелять за неимением под рукой дерева и веревки.
– Свободен, – буркнул Шеин, осознав, что игру в глазелки выиграть ему не удастся.
Радовался я рано. Поздно вечером посыльный вручил мне предписание сдать полк заместителю, а самому немедленно отправиться в Таганрог и принять на себя руководство строительством крепости. Вроде бы не наказание, и все ж с глаз долой…
12. Воеводы и военачальники. Решения и последствия
– Государь и повелитель наш! Спешу донести до тебя… Нет, не так. Подожди… – Шеин прошелся вдоль кабинета.
Писарь послушно застыл над бумагой, готовясь занести на нее мысли славного воеводы.
– Спешу обрадовать тебя новыми подвигами войск и флота российского. В ответ на татарский набег войска, мне вверенные, совершили переход по открытому морю, высадились в Крым и после трудного перехода осадили город Кафу. Устрашенные русской силой басурмане выплатили нам большой выкуп. Весь обратный путь прошел под непрерывными налетами татар, отбитыми с большим для них уроном. Казна же доставлена на ожидающие корабли, и все войско благополучно вернулось в Азов.
Шеин задумался, подбирая весомые убедительные слова, обязанные обрадовать находящегося за границей государя.
– Потеря же наша совсем небольшая. Хоть недостаток сил и отсутствие осадной артиллерии не позволил захватить весь Крым, отныне поганые ханы будут знать, что… – Воевода замялся, потеряв нить рассуждений. – Отныне поганые ханы не будут знать покоя, ведая, что их положение не спасет от неотвратимого возмездия российских войск и флота.
Фраза не очень понравилась, однако ничего другого в голову не шло, а письмо хотелось отправить поскорее.
– В довершение хочу отметить службу всех чинов, в походе участвовавших. Особливо отличился Егерского полка капитан Олсуфьев, за подвиги свои пожалованный мной в полковники и командиром этого полка назначенный. Предыдущий же послан мной в Таганрог, как человек опытный во всякого рода делах и могущий привести крепость в положенное состояние в срок самый краткий.
На большее в отношении Кабанова Шеин не решился. Человек знатный, он на подсознательном уровне учитывал расстановку сил в верхах. Царь привечает бывшего пирата, значит, обвинять полковника огульно опасно. А вот так, удалить с кажущимся повышением – и кто что заподозрит? Там, на стройке, столько недочетов, что былые заслуги быстро забудутся под гнетом всевозможных нареканий. Пусть выпутывается, если сможет.
Главное, к самому Шеину претензий не будет. Радел за дело, вот и поставил способного человека на ответственный пост.
Воевода провел рукой по густой бороде и милостиво кивнул писарю:
– Давай подпишу, и сегодня же отправь государю. То-то радости ему на чужбине будет!
А сам невольно представил тот поток милостей, который выльется на доблестного победителя татар. И на душе сразу стало радостно и светло. Ведь победитель – это всегда тот, который по своему положению является самым главным.
Письму предстоял долгий путь. Сначала – до Москвы, откуда его повезут по следам царя за границу царства. Бумаге суждено побывать в Риге, затем – в Кенигсберге, совершить путешествие по многочисленным германским государствам, чтобы в конце концов оказаться в Голландии и вместо самодержавного властелина попасть в руки плотника на Саардамской верфи.
Впрочем, плотник тот и был русским царем, находящимся, так сказать, в длительной командировке. Но до веселого победного пиршества в чужом городе было еще далеко…
Как и до возникших вопросов. Например, кто конкретно руководил рейдом? Не сам же Шеин! И почему Кабанов, по собственному признанию и свидетельствам его былых подвигов, прирожденный руководитель подобных рейдов, вдруг превращен волею боярина в строителя, хотя его место явно не там?
Худо-бедно, крепости умеют строить достаточное количество людей. А вот все остальное, к чему приложила руку прибывшая из далекой Вест-Индии компания, не ведомо даже в просвещенной Европе. Не зря британский посланник торопливо отбыл на остров для личного доклада королю. Да при этом вез купленные чертежи и детали паровой машины.
Или неутомимый флибустьер задумал создать новое в крепостном деле? Или в градостроительстве?
– Надо отписать Кабанову, – решил Петр вслух. – Чего это он?
– Мне тоже любопытно, мин херц, – подтвердил Меншиков. – Непохож визит в Крым на наших бородачей. А вот на Командора, как его описывали, – очень даже. И опять-таки, разрешения у тебя просил он. Не может быть, будто в последний момент вместо командования вдруг сам напросился в строители.
– Думаешь?.. – Петр отличался подозрительностью и уж подобные намеки схватывал на лету.
– А чего тут думать? – Кабанова Меншиков до конца не понимал, но тянулся к нему. Шеин же наоборот для Алексашки был ясен. И потому отношение к первому генералиссимусу было двояким. Вроде бы свой, и в то же время боярской спеси в нем… Равно как и желания почестей.
До которых, кстати, сам Меншиков был тоже охоч.
– Ладно. Отпишем князю-кесарю. Он наверняка знает, как там было. До этого момента награждать никого не будем, – решил Петр.
Но награды – одно, а оповещение иных государств о победе – другое. И уже поэтому скоро о походе в Крым знала вся Голландия. А за нею – другие страны.
– Нет, братья, это все иноземцы придумали. Чтобы веру православную погубить, – Василий Тума говорил с таким убеждением, что собравшиеся поневоле верили его словам.
Да и как не верить, когда происходящее понятно без пояснений? Жили, не тужили, как предками было завещано. Служили царям в мире и войнах. А тут – на тебе – поход за походом, и даже между ними роздыху нет. И вдруг вообще не нужны стали. Почему? Да потому, что испокон веку на стрельцах все государство держалось! И порядок в нем. Разгонят их – и захватят немцы всю Русь. Наведут свои порядки и будут править, словно у себя дома.
– Ох, права была царевна Софья! Зря мы ее тогда не послушали! – вздохнул немолодой стрелец, наверняка еще помнивший истребление Нарышкиных и памятный столб в воздаяние стрелецких доблестей.
– Может, оно и ничего, – робко подал голос его сосед. – Хучь в Москву возвернемся. Не век же здесь гнить!
Молодой еще, неопытный. Наверняка с женой вдосталь не натешился, вот и не думает больше ни о чем. Лишь бы миловаться дальше. Словно в жизни больше ничего нет.
На него шикнули грозно сразу с нескольких сторон. Если своего ума не нажил, так внимай, что зрелые люди говорят.
– Хорошо, коли как встарь все бы было, – веско заметил еще один Василий. Но не Тума – Зорин. – Тогда бы мы хоть постоять могли за себя и за государство.
– Нельзя оружие отдавать, – убежденно поддержал его Тума. – С оружием мы – сила. Без него будем словно простые холопы.
– Оружию отдавать нельзя!
– Куда мы без него!
