– Встаньте, Командор, – слова прозвучали почему-то по-русски, хотя с очень сильным акцентом.
Я перехватил одну из ладоней и осторожно припал к ней губами. Пахнуло морозцем и какими-то духами.
– Встаньте, – повторила Мэри уже на английском.
Кажется, я подхватил ее, отнес на диван. Оказались же мы на нем, сидящие рядом, причем женская голова уютно покоилась на моем плече, а я руками и губами пытался согреть нежные ладони.
Невероятно, мы оба молчали. Слова были ненужными там, где люди чувствуют друг друга.
Так длилось очень долго. Мы были вместе, а больше ничего не требовалось.
– Я так ждала… – очень тихо произнесла Мэри.
Показалось, будто она тихо плачет. Пришлось бережно коснуться губами ее волос. Лицо англичанки оказалось рядом с моим, а в следующий момент наши губы слились в обжигающем, лишающем дыхания поцелуе.
Вопреки всему, что говорят о дочерях Альбиона, Мэри оказалась неожиданно страстной, как дочери юга.
Где-то под самое утро я, кажется, задремал, и тотчас послышался далекий крик первого петуха.
В первый момент я не понял, где нахожусь. Каюсь – даже не был до конца уверен, было случившееся явью или сном. Но рядом полыхало жаром женское тело. Голова покоилась на моем плече, рука и нога были закинуты на меня, словно Мэри боялась, что я исчезну, и таким образом стремилась удержать, не дать ускользнуть из объятий.
Вторично пропел петух, и словно эхом где-то прогрохотал барабан. Поневоле вспомнились намеченные на сегодня учения.
Я попытался осторожно выбраться из сладострастного плена, но Мэри только прижалась крепче и что- то пробормотала во сне.
Пришлось освобождаться медленно, стараясь в то же время не разбудить.
Попутно я отметил, что мы по-прежнему находимся в кабинете все на том же диване. Хорошо хоть, что я в последнее время частенько ночевал здесь и потому тут хоть было постельное белье. Хотя вспомнить, когда я его расстелил, было трудно. Да и не нужно по большому счету.
Зато в неярком свете лампады я впервые обратил внимание на лицо Мэри. Оно было одухотворенным и счастливым, разнеженным, каким я не видел его никогда. До сих пор мы гораздо чаще встречались как враги. Если же нет, то все равно между нами оставалась какая-то напряженность.
Наверно, я все-таки где-то поторопился. Мэри потянулась, обхватила меня покрепче, а потом, еще сонная, прижалась ко мне поцелуем.
Ох, как мне не хотелось выбираться из постели!
Я ответил, но нашел в себе силы наконец выскользнуть и принялся торопливо одеваться. Вернее – искать предметы одежды и уж потом напяливать их на себя.
Внезапно я почувствовал на себе внимательный взгляд и повернулся.
Мэри проснулась и теперь наблюдала за мной.
– Мне надо идти. Я вернусь к полудню.
Большинство моих бывших современниц легко обиделись бы на такое заявление, но воспитание здесь было другое, и то, что мужчина обязан в первую очередь выполнять свои дела, воспринималось совершенно естественно.
Должно восприниматься. Мэри натянула одеяло до подбородка и продолжала молчать.
И тут я понял. Леди столько доставалось в жизни, что она наверняка думает: я получил желаемое и теперь буду относиться к ней иначе. Мелькнула мысль приставить к дверям караул из самых надежных людей. И тут же вспомнилось кое-что из прошлого. Еще вопрос: удержат ли не ожидающие подвоха мужики бывшего грозного Ягуара?
– Мне действительно надо. Прошу вас, Мэри, дайте мне слово, что обязательно дождетесь меня.
Черт бы побрал этот английский с его отсутствием «ты»!
– Уходите, – односложно отозвалась Мэри.
Передо мной снова лежала британская леди, холодная и высокомерная даже в постели. Словно не было этой безумной ночи и не запоминаемых, но от того не менее важных слов.
Как же мы будем теперь? Но есть ли смысл думать о такой ерунде?
Я опустился на колени рядом с кроватью, коснулся растрепанных волос и проговорил:
– Я люблю вас, Мэри. И не могу без вас жить. Вы – самая лучшая женщина на свете. Мое счастье.
И внезапно леди вновь куда-то исчезла. Сильные и одновременно нежные руки обхватили мои голову, прижали, а нежный голос произнес совсем другое:
– Идите, Командор. Я вас столько ждала, что подожду еще немного.
Но как хотелось остаться!
И вновь вдали прогрохотал барабан, призывая к походу…
8. Последние штрихи
Несколько возков влетели в Коломну в легких клубах снежной пыли. Кабанов в последнее время передвигался только так, словно желал подтвердить еще не прозвучавшую фразу о русских, которые любят быструю езду.
Дел было, как всегда, много. Егерский полк был в полном порядке, зато оставались другие, и на них генерал перенес все свое внимание.
Никаких казарм у новых частей не было. Стоянка постоем как бы автоматически освобождала войска от боевой подготовки. Если что оставалось от службы – так это неизменные караулы да мелкие хозяйственные дела.
Кабанов энергично ломал устоявшиеся порядки. Несколько часов усиленных занятий в день в любую погоду, кроме сильной метели, а вечерами еще отдельные занятия с офицерами. Причем с последних спрашивалось много больше. Им за солдат ответ держать.
В отличие от егерей, новонабранные полки обучались более традиционным методам действий. Сомкнутый строй, в котором солдаты и офицеры были только винтиками слаженной машины. Повороты по команде, перемены движения, перестроения из колонны в развернутую линию, залповый огонь плутонгами, всем строем или так называемым «нидерфален». Шведы сильны несокрушимым строем, значит, обычным полкам придется биться с ними точно таким же образом. Тактику во многом определяет имеющееся оружие, и ничего более действенного предложить фузилерам Кабанов не мог. Если не считать косой атаки и пары других штучек, опять-таки требующих общей слаженности и чувства локтя.
Кое-какие плоды работа принесла. Полки стали потихоньку походить на воинские части. Территориальная система комплектования позволила быстрее наладить внутреннюю спайку. Повышенная требовательность к офицерам заставила последних больше времени уделять службе. Непрерывность занятий не позволяла забывать усвоенное. Постоянная требовательность одновременно с системой поощрений заставляла солдат постоянно чувствовать себя воинами, забыть о покинутых домах, стремиться делать все согласно импровизированным наставлениям.
Пока рано было говорить о способности полков противостоять закаленным в битвах шведам на равных, но то, что нарвская конфузия уже невозможна, Кабанов был убежден.
Если бы остальные генералы и полковники так же понимали свое предназначение!
Опала не была снята, но Командор почти не обращал на это внимания. Он был занят делом, рядом находилась любимая женщина, и прочее казалось не столь важным. Разве что было чуть обидно, что действовать наверняка придется не по своему плану. Авантюрному до последнего пунктика, зато неожиданному и потому, вполне возможно, сулящему некоторый успех.
Головной возок ворвался во двор усадьбы и лихо развернулся у входа. Кабанов, румяный с мороза, немного ошалелый от долгой дороги, но бодрый и энергичный, первым соскочил на утоптанный снег и подал руку выходящей следом Мэри. Леди с благодарностью приняла руку, оперлась, даже, кажется, хотела на миг прильнуть к Командору, однако правила приличия…
Кабанов привычно сбросил дорожную шубу на руки подоспевшей прислуге и устремился в детскую.
– Папа приехал! – Сынишка восторженно бросился на руки, прильнул, счастливый и буйный от счастья.
Жаннет взирала на свидание отца и сына с довольной улыбкой. Потом увидела поднимающуюся сюда
