добавил: – Похорон важный момент в жизни человека. Вот, к примеру, вас, товарищ командир, провожают в последний путь. Народу, награды на красных подушках, венки с добрыми словами. Приятно ж!
– Кому приятно? – спросил Иван.
– Не, то я так. С точки зрения!
Внизу послышалась песня. Драная шапка показалась в высокой траве Гаврилова холма.
– Ну, вот и народ, – сказал Глумский.
– Гнат поминки уважает, – усмехнулся ястребок. – Токо позови!
Но показалась и маленькая Серафима. Он держалась за локоток Гната.
Развязала клунок, разложила на телеге, подстелив рушничок, яйца, лук, кусочки сала, хлеба. Поставила бутылку. Гнат стащил шапку и засмеялся.
– Помянуть! – сказала Серафима. – Чужой он был, без родни, без друзей. А человек хороший, с Беларуси. Заходив раз, мы песню згадали:
– Штебленок пел? – удивился Попеленко. – Живой молчал, як щас молчит.
– Со мной, милок, и телеграфный столб разговорится.
– Може, скажете речь, товарищ лейтенант? – спросил Попеленко.
– Перед кем?
– Тогда я. В последний путь провожаем боевого товарища… Героическая смерть вырвала с наших рядов верного и пламенного сына партии… Мы, со своей стороны, навечно сохраним… Спи спокойно, дорогой Микола… э…
– Олексеевич, – подсказал Глумский. – Только он вроде не член партии.
– Положено, – нашелся ястребок. – Помер, значит, пламенный член партии.
– Ну, взяли? – спросил Иван.
Гнат тоже взялся за конец веревки, продолжая напевать. Опустили гроб.
– Ровно лег, – сказал Попеленко. – Добрая примета.
Взялись за лопаты. Холмик вырос быстро. Сверху поставили обелиск.
Выпили, закуску брали грязными пальцами. Гнат пел с набитым ртом. Лейтенант смотрел на обелиск, на плохо покрашенную настойкой маренника звезду, вытесанную из доски.
– Надпись надо обновить. Краска до первых дождей.
– Керамическую плитку окисями распишем, поглазируем, обожжем, – сказал Глумский. – Навечно будет.
– «При защите жителей села», – сказал Иван. – А у каких жителей он квартировал?
19
Иван поднял выпавшую из тына штакетину. Во дворе бродили две курицы. Собачонка виляла хвостом. В мутном оконце мелькнули бледные пятна лиц. Лейтенант стукнул штакетиной по приоткрытой двери. Ответа не было. Вошел.
– Здравствуйте…
В ответ посыпались делано радостные голоса:
– Заходьте, заходьте! Гость какой! Дуже радые!
Хозяин протирал сонные глаза. Он был тощий, а жена округла, как ядро. Оба босые. Из-за немытых окон было сумрачно.
– Светло, а мы спать. Экономия! – объяснял Маляс. – Як спишь, нет потребности пищи.
– Не видел вас на похоронах…
– Я за курами бегала, – сказала Малясиха. – Петуха нема. Чужие кочеты уводят наседок, а я шукаю, где яечки поклали.
– Мы с удовольствием, – подтвердил Маляс. – Гражданский долг! Я, по социальному рождению, с малоимущих охотников. – Указал на старую одностволку.
– Да что вы со мной так… первый раз видите?
– Так то вы в пацанах состояли, а зараз при должности, – сказал хозяин.
– Где у вас Штебленок размещался? – спросил Иван.
Маляс указал на замусоленную занавеску. Лейтенант откинул ее. Топчан, табурет, полки со штопаной одежонкой. На подоконнике два стакана. Иван стал просматривать вещи.
– Ще остало?сь. – Хозяйка принесла сложенную латаную рубаху. – Постирала та зашила. Нам чужого не надо.
Лейтенант откинул соломенный тюфяк. Пусто. Заглянул на полку.
– Вы, на охоте, в лесу, видели кого-нибудь с собакой? Вроде охотничьей, помесь. Крупная. Ошейник веревочный. – Иван спрашивал по ходу осмотра.
– Не, – Маляса понесло на другую тему. – Мы с тех, кто сопротивлялся оккупантам. Ни продуктов с нас, ни квартеры. Что возьмешь? Пролетарьят!
– Почему же Штебленок жил у вас?
– Недорого, – пояснила Малясиха. – У ястребка какой доход, если честный?
– Он был честный! Достойная личность, – подтвердил Маляс.
– Куда он в последний день пошел?
– А хто ж знае, який его день последний, – сказал Маляс. – Взял та ушел. По правде, личность не полностью достойная. Насчет отношения до алко?голю.
– Часто пил?
– Не часто. Неделю прожил, токо раз пять напивался. Сядем за стол…
Жена толкнула охотника локтем: это не ускользнуло от Ивана:
– О чем он говорил?
– Молчал. А я толковал насчет вреда от алко?голя. Исключительно.
– Как выпьет, плакал! – Малясиха шмыгнула носом. – Но ни словечка!
– Крутитесь вы, как вьюны в грязи, – сказал Иван.
Он бросил рубаху на кровать.
…Маляс догнал лейтенанта у калитки.
– Не подумайте, товарищ лейтенант… Мы всегда… А есть недостойные. Сотрудничали!
– Кто?
– Кузнец Крот. Сполнял заказ для немца… склонность к богачеству. Жену довел до повреждения лица.
Иван пошел к калитке. Маляс шел следом. Тронул гостя за рукав и зашептал:
– Я к чему? Штебленок ходил до кузнеца. Пошел, и боле его не видели…
20
Кузня стояла на отшибе. Еще издали слышался звонкий перестук. В больших деревянных воротах была маленькая дверца.
В кузне светились два оконца да горн у дальней стены. Помещение было заполнено всяким лежащим и висящим инструментом, зубилами, прошивнями, бородками, кантовашками… В землю была глубоко вкопана бочка с водой. Отдельно лежали главные орудия: клещи, молотки-ручники, рабочий молот, кувалда. Однорукий Крот ковал отрез для сохи, левый рукав был заткнут за фартук. Помогало существо с закутанной головой.
– Он туда, туда стукни, потемнело…
Существо стукнуло ручником по указанному месту, и Крот с силой опустил туда рабочий молот. Еще и еще раз.
– На палец до меня…
Молот работал равномерно.
– Все, отпустить надо! – кузнец, бросив молот, ловко ухватил большие клещи, прижав одну рукоять к боку. Окунул отрез в кадку.
– Шо надо, Иван? – спросил сквозь облако пара.
