— Ай! — взвизгнула я.
— Расслабься! — повторила медсестра. — Мы почти закончили.
— Милая, делай вдох носом, а выдох — ртом, — посоветовала мама.
Я дышала, сопела и фыркала, а потом почувствовала, как тремя решительными рывками из меня выдернули «бейсбольную биту». Медсестра подняла голову.
— Девственная плева не нарушена.
— Слава богу! — выдохнула мама, потом попыталась обнять меня. Но я лежала неподвижно, точно мумия, прижимая к себе руки.
Медсестра стянула резиновые перчатки. Затем наступила на педаль урны и бросила перчатки под крышку.
— Я скажу доктору Келлеру, что вы готовы его видеть.
Я села и плотно сомкнула колени. Мама хотела погладить меня по голове, но я увернулась. Тут в комнату ворвался доктор Келлер с блокнотом и четырехцветной шариковой ручкой «Бик».
— Чудненько. Чудненько. Пенелопа Энтуистл. Красивое имя, музыкальное. — И он промурлыкал невнятную мелодию. — Итак, согласно рапорту полиции, вы встретили в лесу мужчину, так? Офицер Мэрон говорил что-то о всаднике…
Я покосилась на маму. Она еле заметно покачала головой, но Келлер заметил это.
— Анна-Мария, вы не возражаете, если я переговорю с вашей дочуркой наедине?
— Я не…
— Конечно же не возражаете. Вот и чудно. — Он обнял ее за плечи одной рукой. — Будет гораздо лучше, если мы побеседуем тет-а-тет. Эффект волевого воздействия, понимаете? Это когда вместо правды пациент говорит доктору то, что хотели бы услышать его родители. И начинается такая путаница! — Он взмахнул рукой, словно стряхивал невидимые капли с кончиков пальцев. — Вся диагностика насмарку. Ну, вы понимаете. — Келлер повел маму к двери, и мне вдруг показалось, что он сейчас шлепнет ее по заду. — Ступайте, выпейте кофейку. Я, кстати, принес пончики для младшего медперсонала. Так что угощайтесь. А как только мы закончим, я сразу же пришлю за вами сестру.
Я вдруг поняла, как сильно устала. Дефлорация «бейсбольной битой» лишила меня последних сил. Мне ни за что не перехитрить вкрадчивого психиатра. Я умолкла, лишь пожимала плечами в ответ на град вопросов и отвечала «нет» или «не знаю». Видела ли я этого мужчину прежде? Падала ли когда-нибудь в обморок? Этот мужчина что-нибудь говорил? Доводилось ли мне прежде слышать голоса? Где мой отец? Я понятия не имела, куда он клонит. Но должно быть, сказала достаточно для установления диагноза: параноидальная шизофрения.
К маме же доктор применил другую тактику.
Глава 9
Мама не имела большого опыта общения с миром психиатрии. Ее родители считали: главное в жизни — отсутствие тотального контроля. Когда мама забеременела, они ни разу не позволили ей обсудить с психиатром свои личные проблемы. Вообще в психиатрической помощи в то время нуждались лишь отъявленные невротики и сумасшедшие. Семья Энтуистл не относила себя к таковым. Позже мама рассказывала, что все же получала психологическую поддержку во время беременности. Несмотря на недовольство родителей, она прочла немало популярной психологической литературы о воспитании детей. Благодаря книгам доктора Бенджамина Спока меня укачивали, когда я начинала плакать, терпеливо приучали к горшку, поощряли всяческие проявления индивидуализма. При этом нервные срывы героинь мама лечила по старинке — отдыхом в постели и бульоном.
Самой современной из посетивших нас героинь была Фрэнни Гласс. Эту унылую беспризорницу придумал Сэлинджер. Она валялась на диване и читала «Путь пилигрима» — книгу о пилигриме, научившемся непрерывно молиться. Мама, как любая помешанная на литературе девушка пятидесятых, знала все романы Сэлинджера наизусть. Она пришла в восторг при виде Фрэнни, появившейся у нас в 1972 -м, когда мне исполнилось одиннадцать. Маме очень нравилось, что Фрэнни не была юной романтической идиоткой, постоянно пребывающей в поисках любви. Напротив, она переживала глубокий философский кризис. Мама считала проблемы Фрэнни больше социальными, чем психологическими. Феминизм матери упал на благодатную почву. Ей было куда приложить свои силы. Пассивная Фрэнни целыми днями валялась на диване, пока Зуи старался вернуть ее в нормальное состояние. Фрэнни никогда не предпринимала решительных действий. В другом романе Сэлинджера, «Выше стропила, плотники», Фрэнни говорила о том, что порхает по гостиной. Когда-то она была совсем другой, воплощением живости и напора, обожаемым в семье ребенком, который постепенно превратился в женщину с проблемами. Особенно поразило маму то, что у истории Фрэнни не было конца. Она так никогда и не покинула замкнутое пространство апартаментов семейства Глассов в Верхнем Уэст-Сайде. Живя в «Усадьбе», Фрэнни постоянно ругала Зуи. Казалось, что ее история уже закончилась, хотя на самом деле не дошла и до середины.
Примерно за год до появления Фрэнни в нашем доме я прочла все книги Сэлинджера, но мало что поняла. Особенно скучной показалась мне «Симор: Введение». Я искренне не понимала, отчего она впала в депрессию, а больше всего мне нравилось начало, где Фрэнни и Лейн пошли в ресторан есть улиток и он тайком нюхал ее енотовую шубу. Это показалось мне очень изысканным.
Мама вела себя с Фрэнни более решительно, чем с другими героинями. Возможно, из-за свежих номеров «Мисс», разбросанных по всей гостиной. Возможно, все дело было в возрасте Фрэнни. А может, истории Фрэнни просто не хватало твердой руки. В общем, мама перестала сдерживать себя, и я впервые стала свидетелем ее попыток убедить героиню пересмотреть собственную историю.
— Не позволяйте своим братьям думать за вас! — восклицала мама. — Не давайте им садиться себе на шею.
После ланча мы сидели в гостиной. Фрэнни уютно свернулась калачиком на диване, мама расположилась в кресле. Я же устроилась на подоконнике и делала вид, что читаю. Мама успела научить меня становиться незаметной в присутствии героинь. Это было нетрудно, поскольку от них и их разговоров меня клонило в сон. Но Фрэнни была другой. Современной. Мне нравилась ее стрижка, ее легкий нью- йоркский акцент. У Фрэнни была удивительная внешность, эдакая ирландско-еврейская смесь — белая кожа, синие глаза, густые черные волосы.
— Но ведь они — отличные ребята, так почему бы им не поруководить мною? — возразила Фрэнни. — Здорово, когда вся родня собирается вместе. Вам не кажется, что вы судите слишком поверхностно?
— Мы, женщины, должны искать силу в себе!
— Сила, власть — это иллюзия. Часто силой и мудростью в большей степени наделены те, от кого этого меньше всего ожидаешь. Бедняки, дети…
— То есть те самые люди, которым старшие по возрасту или положению затыкают рот!
Фрэнни откинулась на спинку дивана, и я видела, как двигаются ее тонко очерченные губы. Она почти не переставала молиться. В руках ее постоянно была книга «Путь пилигрима», которую Фрэнни привезла с собой. Прежде я ни разу не видела, чтобы героини привозили с собой любимую вещь. Было видно, что она жить не может без этой книги. Я присмотрелась и прочла по ее губам: «Господи Иисусе, милостивый и всемогущий, помоги мне». Мы с мамой не были религиозны, но, будучи атеисткой, я относилась к набожным людям с уважением. По словам Зуи, полностью молитва звучала так: «Господи Иисусе, милостивый и всемогущий, помоги мне, несчастному грешнику». Но Фрэнни почему-то опустила последнюю часть. Я тоже попробовала помолиться: «Господи Иисусе, милостивый и всемогущий, помоги мне» — и подумала, что эти слова могли бы помочь в трудную минуту. Я представила себе, как стою на поле для гольфа, замахиваюсь клюшкой и попадаю мячом в лунку, повторяя: «Господи Иисусе, милостивый и всемогущий, помоги мне». Вроде как прошу прощения у соперников за то, что выиграла.
Внезапно Фрэнни подалась вперед, как будто ее вдруг осенило.
— Я хочу сказать, что очень важно вести простую жизнь, — сказала она. — Жить как пилигрим. А мы
