Он сложил руки в знак примирения.
— Мир, мир! Давайте признаем, что наша честь пострадала в равной степени ладно?
— Честь? — крикнула она. — Что ты знаешь о чести?
Его смех тотчас угас, тело напряглось, руки опустились, сжавшись в кулаки.
— Вы обвиняетесь в том, что обесчестили свой полк. Что вы можете на это ответить, майор Джилбрайт?
Он снова стоял в переполненном судебном зале в Хорегарде, слышал перешептывание со скамеек, где сидели его товарищи, офицеры Третьего драгунского полка его величества, снова видел глаза генерала, лорда Ферингхэма, председательствовавшего на военном суде. Что он ответил? «Я невиновен, милорд»?
Да, именно так.
— Я невиновен, милорд.
Но так ли это? Если бы только он мог вспомнить, что было до того момента, как его ударили штыком! Если бы Джерард подтвердил то, что произошло на самом деле! Джилбрайт сделал невозможное. С горсткой солдат он удерживал ничем не защищенный клочок земли против свежих сил генерала Жюно. Джерард должен был прийти на помощь, но, прежде чем это произошло, они были подавлены массой французов и, умирая, потеряли нечто более драгоценное для солдата, чем жизнь, — они отдали врагу полковое знамя.
Джерард, друг детства, сказал, правда, что спешил на помощь. Он не знал о новой атаке французов на английский аванпост… но, как бы там ни было, они подошли слишком поздно. Майор Джилбрайт был взят в плен, его люди оставлены умирать, а знамя попало в руки французов.
Майор из-за штыкового ранения двенадцать месяцев пребывал между жизнью и смертью в отвратительной французской тюрьме, пока его не обменяли и не привезли домой, чтобы он предстал перед военным судом. Были ли они вновь атакованы до того, как капитан Джерард смог прийти к нему на помощь? Или Джилбрайт преждевременно сдался, пощадив своих солдат?
На это не мог ответить никто. Сильвестр ничего не помнил с того момента, как удар штыка угодил ему в голову. Джерард сказал, что ничего не видел и не может высказать своего мнения относительно чести. Так обстояло дело. Не было никаких конкретных свидетельств для обвинения… но не было и конкретных свидетельств для полного оправдания.
Каждый верил в то, во что ему хотелось верить. Ясно было, что Джерард верил в виновность Джилбрайта. И отвернулся первым.
Это ужасное воспоминание поползло у Сильвестра мурашками по спине к затылку и странным образом сконцентрировалось в мозгу. Он схватился за лоб, там, где был шрам, пытаясь расслабиться и предотвратить приближающуюся боль. Иногда ему это удавалось, когда он схватывал боль в самом начале и мог заставить себя, закрыв глаза, переключиться на другие мысли.
Но сейчас он стоял на ярком солнцепеке, далеко от спасительной прохладной тени, в уголках глаз появились вспышки света. У него оставалось двадцать минут, чтобы добраться до гостиницы… Только двадцать минут, чтобы попасть в свою комнату.
Тео Белмонт опешила. Что случилось с этим человеком? Он выглядел так, словно встал из могилы. Лицо смертельно побледнело, глаза внезапно потускнели, плечи поникли. Казалось, что жизнь покидает его. Он резко повернулся, отвязал лошадь и с трудом вскарабкался в седло. Голова его упала на грудь.
Кто он? Впрочем, не важно. Незнакомцы проезжали через Лалуорт довольно часто, особо не будоража спокойное течение деревенской жизни. Но, как правило, они держались дорог и не заезжали на чужую территорию.
Девушка пожала плечами и наклонилась, чтобы выжать юбку, рассеянно потерла спину — она пребольно шмякнулась. Незнакомец, конечно, не церемонился, чтобы отомстить за свое падение, но ведь и ему пришлось не сладко!
Она ухмыльнулась, вспоминая, как ловко уложила этого наглеца. Эдвард может ею гордиться.
Оставляя на тропинке грязные следы, она направилась к мостику, пересекла его и поспешила к дому вверх по холму, дрожа от ветра, прижимающего мокрую одежду к телу.
— Что с тобой стряслось, Тео? — На террасе появилась Кларисса. — Я видела, как ты выбиралась из речки.
— Я упала, если уж тебе обязательно надо это знать, — огрызнулась Тео, которой почему-то не хотелось распространяться о своей стычке. Ведь боевые действия против чужака не принесли ей славы, и к тому же, как она признавалась себе, сама была виновата в неверном впечатлении, которое произвела на незнакомца своим нелепым поведением.
— Упала? — не отставала Кларисса. — Но как? Тео вздохнула. Сестра не отстанет, пока не удовлетворит своего любопытства.
— Я наклонилась, пытаясь ухватить форель, и потеряла равновесие.
Она шагнула через открытые двери в гостиную.
— Тео! — воскликнула Эмили. — Ты закапаешь весь ковер.
— Ах, простите! — Тео посмотрела на пятна от своих ног.
— Тео, дорогая, я не собираюсь расспрашивать тебя, что произошло, — проговорила леди Илинор, откладывая вышивку, — но, думаю, тебе лучше пройти через боковую дверь. Этот ковер нам не принадлежит.
— Конечно… он принадлежит теперь одному из Джилбрайтов. Я и забыла. Прости меня.
Тео повернулась и вышла.
Леди Белмонт вздохнула. Что толку отмахиваться от действительности? Надо свыкнуться с теперешним положением вещей… и чем быстрее они примирятся с неизбежным, тем лучше. Но с Тео будет сложнее. И дом, и земля были у нее в крови, и сознание этого было главным духовным наследием, доставшимся от отца и деда ребенку, которого они обожали.
Глава 2
— Вам письмо, миледи.
— Благодарю вас, Фостер. — Леди Белмонт рассеянно улыбнулась дворецкому и взяла конверт с серебряного подноса. Она не узнала почерка и нахмурилась, так как ожидала приглашения от одного из соседей на вечеринку. Воля покойного графа была известна всем, но в округе знали, что леди Илинор, втайне радуясь приглашениям, все же принимает их с большой осторожностью.
— Через полчаса позовите ко мне кухарку, Фостер. Мне надо дать ей указания относительно ужина.
Леди Илинор, взяв письмо, пошла в малую гостиную. Там она вскрыла конверт ножом для разрезания бумаги и развернула небольшой листок.
«Лорд Стоунридж имеет честь просить леди Белмонт принять его сегодня вечером. Если по каким-либо причинам это невозможно, то, может быть, ее сиятельство назначит другой день и час, о чем уведомит запиской в гостиницу „Заяц и гончие“.
Что ж, рано или поздно это должно было случиться.
Леди Илинор сложила письмо. Переезд займет день или два. Она ходила в тот дом сегодня утром и вновь осмотрела комнаты. Они достаточно приятно обставлены, но еще надо решить, какую из них займет она сама и где разместит дорогие ее сердцу вещи, которые она привезла в Стоунридж в день своей свадьбы…
Леди Илинор часто-часто заморгала и вся сжалась. Чувство потери всегда шло рядом с бессильным гневом на то, что она так мало прожила с мужем, что жизнь Кита оборвалась так безжалостно и так рано… Слишком рано! На руках у этого корсиканского чудовища кровь лучших сыновей Англии!
— Мама, мы идем к пастору. Ты ничего не хочешь передать миссис Хэвершем?
Это вошла Эмили. Она была свежа и элегантна в своем прогулочном наряде — веселенькой соломенной шляпке на блестящих каштановых кудряшках и полусапожках на изящных ногах.
— Я попрошу у кухарки холодец из телячьей ноги, который ты обещала миссис Хэвершем, — вставила Кларисса, выглядывая из-за плеча своей более рослой сестры.
Вдруг Кларисса насторожилась — она увидела лицо матери.
— В чем дело, мама? Тебя что-то расстроило?
