Чарлз Фокс устремился за графом, внезапно издав восклицание, сделал шаг, но тут прогремел пистолетный выстрел. Фокс не успел даже дойти до двери. Он порывисто раздвинул портьеры и опустился на колени возле неподвижного тела Данстона. Не было никакой надобности щупать его пульс, потому что верхняя часть головы отсутствовала. Под тело уже натекла лужа крови. Она просачивалась сквозь перила балкона и капала вниз, на улицу.
Игроки толпились у двери, протискивались на балкон, склонялисьнад телом. Герцог Сент-Джулз, оставшийся в одиночестве, не спеша собрал карты, перетасовал их и положил в коробку.
– Что за дьявольские игры, Джек? – грубо спросил Джордж Кавена, входя в комнату.
– Игры окончены, Джордж, – ответил тот, пожимая плечами.
Он взял свой бокал и допил вино.
– Лэйси был трусом и умер смертью труса.
– А что еще ему оставалось, приятель? – поинтересовался Джордж. – Ведь ты его разорил.
– Он сам принимал решения, мой дорогой, он, а не я, – возразил его друг, слегка растягивая слова. – Он пошел на риск по доброй воле.
Герцог поднялся с места, и лакей поспешил помочь ему избавиться от байковой куртки – униформы всех профессиональных игроков. Он надел собственный сюртук малинового бархата поверх сапфирового жилета, снял с запястий нарукавники и отряхнул кружевные манжеты. За нарукавниками последовал кожаный козырек. Его черные, как ночь, волосы были связаны на затылке в хвостик сапфировой бархатной лентой. Поразительно контрастировавшая своей белизной прядь спускалась на широкий лоб, куда волосы ниспадали мыском. Джордж знал, что у Сент-Джулза эта белая прядь была всегда, что не облегчало ему жизнь в Вестминстерской школе, где царили грубые и жестокие нравы. Но его сверстники и однокашники скоро убедились, что Джек Фортескью – крепкий орешек. Он дрался без зазрения совести, никогда не оставлял брошенного вызова без ответа и, как правило, выходил из любого побоища потрепанным, покрытым кровью, но победоносным.
И неизвестно, когда и при каких обстоятельствах Фредерик Лэйси, граф Данстон, и Джек Фортескью, герцог Сент-Джулз, стали смертельными врагами.
– Неужели это было так необходимо, Джек? – спросил Джордж напрямую.
Джек снова отряхнул кружевные манжеты на запястьях и оглядел их с критическим видом, будто был недоволен их состоянием.
– Это личное дело, друг мой, но поверь мне, что так было надо. Миру было лучше избавиться от такой канальи, как Фредерик Лэйси.
– Значит, теперь ты владеешь всем имуществом Лэйси, – заключил Джордж, выходя с ним вместе из комнаты. – Тебе принадлежит оно все, живое и неживое. И что ты собираешься делать со всем этим? С двумя домами, конюшнями, собаками, возможно, слугами и арендаторами… и… – На мгновение он замолчал, потом закончил фразу: – И конечно, с его сестрой?
Джек остановился на верхней площадке лестницы, ведущей на первый этаж.
– Ах да, – сказал он, – у него ведь есть сестра. Я и забыл о ней. – Он озадаченно покачал головой. – Непростительная оплошность при нынешних обстоятельствах.
– Каких обстоятельствах? – спросил Джордж, но ответом ему были только загадочная улыбка да пожатие плеч.
– Она ведь останется без гроша, – наседал Джордж, – если ей не досталось чего-нибудь от матери. Помнится, графиня умерла, когда ее дочь была еще ребенком.
– Да, кажется, так, – ответил Джек, сделав жест, будто отмахивался от неприятной мысли. – Дочери остались какие-то крохи, но ничего значительного.
И он направился вниз по лестнице.
Джордж последовал за ним, раздумывая, почему Джек так скрытен и несловоохотлив и столь равнодушен к судьбе незнакомой ему женщины, всего лишь раз появившейся в лондонском обществе, до того как удалиться на постоянное жительство в деревню. Он покачал головой, молча проклиная своего загадочного друга, проявившего столь очевидную бессердечность и черствость, шокировавшие даже самых циничных членов общества. Но он знал, что в нужде не было лучшего и вернейшего друга, чем Джек. Он готов был поделиться последним пенни с тем, к кому питал привязанность, он никогда не лгал и никого не обманывал. Но только глупец мог позволить себе выступить против него с мечом, лишь человек, не дороживший своей шкурой, мог позволить себе стать врагом Джека Фортескью.
– Так каковы твои намерения в отношении его сестры? – спросил Джордж, когда они вышли на улицу.
Уже три недели стояла сушь, и воздух стал тяжелым, будто его и не было вовсе, а от переполненных отходами контейнеров с мусором, как и от куч лошадиного навоза и человеческих экскрементов, несло душной гнилью и смрадом.
Джек остановился, повернулся к своему спутнику, и впервые за вечер на его полных чувственных губах появилась искренняя улыбка, осветившая и глаза.
– Ей ничего не грозит, мой дорогой, клянусь тебе. – Потом он похлопал Джорджа по плечу и сказал: – Прости меня, Джордж, мне надо побыть одному.
Джордж смотрел вслед удаляющемуся другу. Джек держал руку на рукоятке шпаги и насвистывал какой-то немудрящий мотивчик, но глаза его были внимательными и зоркими и не упускали из виду ни одной тени, гнездящейся в темных закоулках узких и опасных городских улиц и тупиков.
Джордж пожал плечами и вернулся в «Брукс». Там еще оставались дела, требовавшие его внимания, – ведь нынче ночью умер человек.
Арабелла Лэйси была поглощена уходом за своими драгоценными орхидеями. Она занималась ими в оранжерее в задней части дома и не слышала ничего – ни прибытия гостя… ни стука лошадиных копыт по гравийной подъездной аллее, ни скрипа колес экипажа, запряженного четверкой лошадей, ни окрика форейтора, призывавшего грума, ни громкого стука тяжелого дверного молотка в форме львиной головы в
