Почти невеста

одеть, а пообедаем мы в семь. Начало оперы в девять.

– Но начало, разумеется, полагается пропустить, – заметила Арабелла, презрительно кривя рот. – Ведь так немодно приезжать в оперу вовремя.

Он слегка наклонил голову и сказал:

– На этот раз я предпочту, чтобы ты вошла в театр сразу же после того, как наши приятели, любители оперы, займут свои места, но затем ты, моя любовь, можешь вести себя как угодно.

С легкой улыбкой и поклоном он удалился.

Арабелла осталась сидеть в мрачном молчании. Она была полна готовности следовать всем законам общества, но никак не ожидала, что герцог будет поощрять ее в этом. Теперь оказывалось, что она должна плясать под дудку Джека, не задумываясь о собственных желаниях.

Она повернула голову к двери на стук:

– Что там, Бекки?

– Письмо для вас, мадам. – Горничная протянула ей серебряный поднос с письмом.

Арабелла узнала решительный почерк Мэг. Она жадно схватила письмо со словами благодарности к Бекки и жестом приказала ей удалиться. Девушка присела в реверансе и ушла, а Арабелла сломала восковую печать и вскрыла письмо. Она будто услышала голос подруги, как только начала его читать.

«Дражайшая Белла, я рву на себе волосы от тоски. Я и не предполагала, что можно так скучать по кому-нибудь, как я тоскую по тебе. Даже мама и папа мрачны, а все собаки без Бориса и Оскара выглядят затравленными. Когда бы мы ни появлялись в нашем скромном местном обществе, одна только Лавиния неизменно дает нам пищу для веселья, будучи всеобщим посмешищем. Она из кожи вон лезет в попытке опорочить законную и полноправную герцогиню, обвинив ее в безнравственности и одновременно стремясь доказать, что пользовалась полной доверительностью вышеупомянутой герцогини. А тем временем чучела убитых птиц на ее разнообразных шляпках переворачиваются вверх лапками, а цветы и фрукты просто вянут на ветках. Дэвид начал произносить проповеди на тему о зловредности сплетен и гордыни, коих смысла Лавиния, разумеется, не понимает. Как бы то ни было, моя дорогая Белла, если в ближайшем будущем я не получу облегчения, то, окончательно обезумев, удалюсь на чердак и стану там ткать одежду из паутины. Помнишь, как мы обсуждали возможность моего приезда в Лондон, чтобы погостить у тебя? Я не уверена, что в состоянии выдержать повторение моего злополучного первого лондонского сезона, но, рассуждая хладнокровно, понимаю, что смогу. Не говоря уже о том, что мне так недостает тебя, как если бы я лишилась руки или ноги. Мне необходима передышка от этой скучной, убогой жизни и такого же окружения. А также общество более интересных мужчин, чем те, что я встречаю среди наших живых изгородей. Разумеется, я никоим образом не собираюсь нарушать ваше счастье и вторгаться в семью, только начавшую вкушать радости супружества, но в браке по расчету, возможно, найдется место для общества близкой подруги. Ничто в твоих письмах не содержит и намека на то, что замужество для тебя стало чем-то иным. А я знаю, что ты бы мне все рассказала без утайки…

Скорее напиши мне, моя дорогая. Я хотела бы узнать новости о твоих орхидеях, о собаках и особенно о твоей новой жизни и дебюте в обществе в качестве герцогини. И запомни, я хочу знать все самые свежие подробности.

С любовью, как всегда. М.».

Арабелла читала письмо Мэг с улыбкой и будто слышала ее нарочито деловой и сухой тон. Она не могла себе представить ничего более приятного, чем общество Мэг. Джек был слишком властным, и часто она страдала от невозможности проявить собственную волю и инициативу. Арабелла привыкла сама распоряжаться своей жизнью и строить ее по собственному вкусу и выбору, а не подчиняться планам мужа. Она нуждалась в поддержке. А Мэг при всем своем остром и язвительном уме обладала деликатностью, и это означало, что она никогда не станет вторгаться в их частную жизнь. Кроме того, подумала Арабелла, у Мэг есть собственные цели. Если она намерена искать мужа или хотя бы любовника, что было вполне реально для Мэг, как знала Арабелла, то она будет занята своими делами. Но разумеется, станет принимать во внимание помощь и мнение Арабеллы.

Она расплылась в довольной улыбке, когда складывала письмо Мэг и прятала его в ящик секретера. Они вдоволь позабавятся, начав поиски партнера для Мэг.

Арабелла спустилась вниз, в оранжерею, где ее ожидали вновь прибывшие орхидеи.

Дверь библиотеки была открыта настежь, и, проходя, она увидела Джека за письменным столом. Возле него стоял открытый сейф, в руке он держал перо, а перед ним лежал лист веленевой бумаги. Возможно, сейчас благоприятный момент для того, чтобы посеять новые семена, подумала Арабелла, тотчас же переключаясь с орхидей на свои планы.

– Джек! – позвала она, остановившись в двери. Он поднялся.

– Входи.

Она вошла в комнату, закрыла за собой дверь и приблизилась к письменному столу. Он продолжал стоять, внимательно и задумчиво глядя на нее.

Она присела на краешек письменного стола, и взгляд ее упал на открытый сейф. На мгновение из ее головы улетучились все мысли, потому что она узнала почерк на конверте, лежавшем поверх всех бумаг сейфа. Это было ее письмо в Корнуолл. Она была более чем озадачена тем, что ее родственники не ответили ей, но теперь все стало ясно. Джек не посылал его им.

Это был такой ошеломляющий обман, что на мгновение она лишилась дара речи. Во внезапно наступившей тишине она услышала вопрос Джека:

– Ты хотела о чем-то поговорить?