положение. Но, может быть, Индира Ганди и не приедет…
Капитонов: На левом крыле трибуны Мавзолея предполагается разместить кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК КПСС, заместителей Председателя Совета Министров. На правой стороне — маршалов и генералов. На площадке перед входом в Мавзолей — руководителей делегаций коммунистических и рабочих партий. Министры СССР будут располагаться там, где они обычно располагаются.
Суслов: Следовало бы кандидатов в члены Политбюро и секретарей ЦК расположить на трибуне…'
'Мавзолейный' вопрос обсуждается долго, серьезно, обстоятельно; ведь потоптаться на трибуне — усыпальнице вождя — самая высокая честь приобщения к лику 'великих'.
Идеологические, политические вопросы в ленинском государстве всегда имели приоритет перед вопросами экономическими, социальными.
Вот, например, как секретариат скрупулезно рассматривает в мае 1968 года вопрос 'О задачах, структуре и штатах Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС'. Поскольку филиалы этого института имеются во всех союзных республиках, а также в Москве, Ленинграде и некоторых других городах, теперь необходимо координировать их работу. Выступают Суслов, Демичев, Пономарев, другие члены Политбюро и секретари ЦК. Устинов считает, например, что институту следует больше заниматься проблемами научного коммунизма. А 'что касается кадров, то их нужно дать Институту марксизма-ленинизма в таком количестве, в каком это необходимо'. Русаков обращает внимание присутствующих на то, что 'в братских партиях допускается очень много случаев извращения марксистско-ленинской теории… У нас не хватает сил для того, чтобы дать отпор этим неправильным течениям, толкованиям отдельных вопросов марксизма- ленинизма… Нужно следить и давать отпор…'. В этом духе все говорят долго, детально и 'обстоятельно'.
Рассматривает секретариат и 'ошибку Центрального телевидения в освещении образа Ленина'. Перед членами секретариата — виновные идеологические начальники. Одного из них Суслов отчитывает:
'Разве то, что известный сценарист и известный актер принимали участие в организации этой передачи, избавляет Вас от контроля? Вы имеете достаточное образование — и специальное, и политическое, а выглядите здесь как политический слепец…'
Устинов вторит ему:
'Вам нужно как следует было просмотреть пленку, тем более что речь шла об образе Ленина. И если она такая по содержанию — уничтожить ее, а не передавать в эфир'.
Разговорами дело, естественно, не ограничивается. Делаются и оргвыводы.
До 100-летия со дня рождения Ленина еще очень далеко, а Секретариат ЦК 31 мая 1968 года этот вопрос обсуждает, намечает широкую программу идеологических и политических мер. Рассматривается проблема строительства нового здания Центрального музея В.И. Ленина (хотя ленинских музеев в стране уже множество).
На заседании Секретариата ЦК тщательному допросу подвергаются люди, допустившие ошибку, приписав Ленину цитату, автором которой в действительности оказывается ревизионист Бауэр. И все это попало в тезисы ЦК КПСС,Д 100-летию со дня рождения В.И.Ленина'. Виновных С.Л.Титоренко и Э.П.Плетнева предложено наказать… Ну и, конечно, с особым пристрастием обсуждаются вопросы о создании новых государственных заповедников, например, 'Горки Ленинские', о присуждении Ленинских премий, строительстве новых ленинских памятников и другие столь же 'важные' проблемы…
Могло ли хоть одно светское государство уделять фактически религиозным вопросам такое систематическое внимание? В такой уродливой, средневековой форме? Разве мог бы ленинизм жить в стране, если бы его так не культивировали?
Предполагал ли сам Ленин, что подобное идолопоклонство будет рассматриваться как высший смысл государственной политики?
Не является ли подобная практика примером массового, многолетнего, глубокого затмения сознания великого народа идеями и мифами человека, который был по духу чужероден России?
Истории еще предстоит продолжать выяснять роль этого поразительного феномена. Но как бы там ни было, Ленин проявил удивительную целеустремленность, изворотливость, хитрость, волю в достижении цели, в которую, похоже, вначале верил он один.
Ленин, улучив момент, ловко подобрал почти валявшуюся власть. Он успел заложить только фундамент монолитного и прочного здания, пока его не подкосила болезнь. Но не повлияла ли она на его политические решения? Особенно в 1921–1922 годах?
Власть и болезнь
В декабре 1935 года начальник Лечебно-санитарного управления Кремля Ходоровский обнаружил в секретном архиве записки покойного профессора-невропатолога В.Крамера, лечившего Ленина. Естественно, он тут же доложил о них высшим властям Кремля. Однако их уже мало интересовало то прошлое, которое было скрыто от всех. Записки Крамера отправили в совершенно секретный архив ЦК, где они и пролежали еще более полувека.
Профессор пишет, что болезнь Ленина, закончившаяся смертью, 'длилась в общей сложности около двух с половиною лет, причем общая характеристика ее таила в себе такие признаки, что все невропатологи, как русские, так и заграничные, останавливались на ней как на чем-то, что не соответствовало трафаретным заболеваниям нервной системы'.
Уже во второй половине 1921 года Председатель Совнаркома был серьезно болен. Однако Ленин работает по— прежнему очень много и напряженно. Вот, например, один такой день 21 июня 1921 года, каковых (по нагрузке) было много.
В 11 часов Ленин приезжает на автомобиле из Горок и сразу отправляется на заседание Политбюро. Там целая куча вопросов: о чистке личного состава партии, о борьбе с голодом, о III Конгрессе Коминтерна, о налогах, о приезде американского сенатора Д.Франса, о предстоящей Московской губернской партийной конференции, о предложении китайскому правительству о выдаче белогвардейцев, о допуске представителей Великобритании в Петроград, об утверждении В.Л.Коппа полномочным представителем РСФСР в Германии, множество кадровых вопросов.
То было рядовое заседание Политбюро, которое решало и предрешало все государственные дела. Партия уже подменила и подмяла государство.
До вечернего заседания правительства, начавшегося в этот день в 18 часов, Ленин занимается работой, которую он любил: писать или диктовать записки. На этот раз он пишет письма, телеграммы, записки уполномоченному Наркомпрода на Северном Кавказе М.Н.Фрумкину, заместителю наркома внешней торговли А.М.Лежаве, своему заместителю по Совнаркому А.И.Рыкову, заместителю наркома продовольствия Н.П. Брюханову, членам коллегии Наркома— та внешней торговли Войкову и Хинчуку, секретарю ВЦИК А.С.Енукидзе, в Наркомат земледелия И.О.Теодоровичу, секретарю Л.А.Фотиевой, библиотекарю Манучарьянц, заместителю наркома просвещения Е.А.Литкенсу. В этот же отрезок времени читает письма, телеграммы, подписывает денежные документы, мандаты, рассматривает прошения, звонит по телефону, знакомится с письмом японского корреспондента П.Саваямы, которому отказывают в приезде в Россию, и т. п. и т. д.
Вечером Ленин председательствует на заседании Совета Народных Комиссаров, который рассмотрел несколько десятков вопросов. В ходе заседания Председатель правительства вновь пишет записки, подписывает документы, обрывает говорунов, требует тишины, раздражается, если кто-то входит или выходит…
Таков лишь один рабочий день Ленина*. Нагрузка на человека, который лишь на сорок восьмом году своей жизни, по существу, узнал, что такое государственная служба, огромна. Организм Ленина болезненно адаптируется к состоянию бесконечного переключения внимания с вопросов экономических на политические, с партийных — на дипломатические, рассмотрение огромной массы мелких текущих дел, которые тогда называли 'вермишелью', встречи с множеством людей. Ленин из зарубежного наблюдателя
