отреагировал в высшей степени жестоко. Приведу некоторые тезисы из этого пространного документа.
'Строго секретно. Просьба ни в каком случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на своем документе.
Тов. Молотову для членов Политбюро.
По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим планом борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20 марта (1922 г. —
Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что
Комментировать этот документ нет нужды. В нем все бесовство большевистской революции.
На записке 'следы' Молотова: 'Согласен. Однако предлагаю распространить кампанию не на все губернии и города, а на те, где действительно есть крупные ценности, сосредоточив соответственно силы и внимание партии. 19.III.
На следующий день на заседании Политбюро, на котором присутствовали лишь четверо: Л.Б.Каменев, И.В.Сталин, В.М.Молотов и Л.Д.Троцкий, последний предложил проект директивы об изъятии церковных ценностей, которая была принята и разослана губкомам. Начатой 'кампании' Троцкий пытался придать организованный характер. 17 пунктов документа, подготовленного Троцким, не содержат прямых указаний о расстрелах, но, по его выражению, борьба против 'князей церкви' должна быть проведена решительно и в кратчайшие сроки[118]. Начались заседания трибуналов. В Москве 11 человек (священники, благочинные и граждане) были приговорены к расстрелу и другим мерам наказания. По ходатайству Троцкого шестерым приговоренным к смерти наказание было заменено тюремным заключением[119].
Так выполнялось указание Ленина: 'Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать' [120]. Зловещая проницательность указания очевидна: долгие десятилетия не только духовенство 'не смело думать о сопротивлении', но и все общество. Комиссию по сбору изымаемых ценностей возглавил Троцкий.
Он был одним из активных исполнителей воли первого вождя по ограничению влияния церкви и ее обескровливанию, хотя и был настроен в этом вопросе менее агрессивно, чем остальные члены Политбюро.
Так, 15 мая 1922 года Троцкий направил Ленину, членам Политбюро, редакциям 'Правды' и 'Известий' письмо, в котором предлагал шире, активнее поддержать лояльную к советской власти группу духовенства во главе с епископом Антонином (А.А.Грановский). Троцкий пишет, что воззвание этой 'сменовеховской' демократической группы нашло отражение лишь на страницах 'Правды', да и то в небольшой заметке. В то же время 'мельчайшая генуэзская (имеется в виду освещение в печати работы Генуэзской мирной конференции, которая проходила с 10 апреля по 19 мая 1922 г. —
Троцкий находился в эпицентре этой преступной кампании. Да, законы голода неумолимы. Нужно было спасать людей, но не убивая ради этого других. Жестокое время рождало и жестокие действия. Решая острейшие социально-экономические вопросы, большевики 'попутно' как бы решали и вопросы культуры — освобождение сознания от догм религии. Но то было глубоким заблуждением. Во-первых, религия была союзником нравственности, а, во-вторых, бороться с идеями и убеждениями методами насилия не только преступно, но и неэффективно. Троцкий, при всей своей высокой интеллектуальности, не мог (или не хотел?) понимать этого.
В начале марта 1922 года он направил записку членам Политбюро, в Секретариат ЦК.
'Соверш. секретно, тт. Ленину, Молотову, Каменеву и Сталину.
Работа по изъятию ценностей из московских церквей чрезвычайно запуталась, ввиду того, что наряду с созданными ранее комиссиями Президиум ВЦИК создал свои комиссии: из представителей Помгола (комиссия помощи голодающим. —
11 марта 1922 г.
'Ударная комиссия' действовала в духе того времени. То был удар не только по религии и церкви, но и по российской и мировой культуре. К слову сказать, ценности изымались где только можно: в церквах, музеях, у буржуазии, спекулянтов и дельцов. Эти ценности, многие из которых имели огромное значение для российской культуры, обращались в деньги для пополнения бюджета различных ведомств. Документы говорят, что изъятые церковные ценности почти не были потрачены на непосредственную помощь миллионам голодающих, а использовались совсем на другие нужды. По просьбе некоторых крупных партийных комитетов им выделялись определенные объемы так называемой тогда 'роскоши'. Вот выписка из протокола № 89 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 12 января 1922 года. Принято решение о выделении 'предметов роскоши в целях создания местных фондов для Москвы и Петрограда, а также фонд для экспорта. Для определения его размеров и пр. создать комиссию в составе тт. Зиновьева (с правом замены т. Бене), Каменева (с правом замены т. Арутюнянц), Троцкого и Лежавы (с правом замены т. Рыкуновым)'[123].
Протокол, подписанный В.М.Молотовым, свидетельствует не просто о вынужденном поиске денежных средств, но и о разбазаривании национального культурного достояния.
Стараясь повернуть дело культурного строительства, культурного воспитания народа на рельсы революционного развития, Троцкий видел в этом одно из условий подготовки мировой революции. Говоря о культурной работе в клубах и ее связи с международными вопросами, Троцкий однозначно сказал: 'От всех шкивов мелких частных вопросов должны идти приводные ремни к маховому колесу мировой революции'[124]. Но, говоря об этом, Троцкий вслед за Лениным не хотел признавать 'чисто' пролетарской культуры. Это было непросто. Вульгарные просветители, полуневежественные 'культуртрегеры' социализма, во весь голос говорили об особой 'пролетарской культуре', основанной на классовых инстинктах и новых революционных ценностях.