Софи чувствовала на себе его взгляд, но, как всегда, подчиняясь врожденному чувству осторожности, тщательно избегала встречаться с ним глазами. Она не понимала, почему он так загадочно смотрит на нее, только ощущала легкую приятную дрожь. Повторения того поцелуя не будет. Она смирилась с этим, равно как смирилась с неизбежностью настоящего путешествия. Они оба вели себя так, словно того божественного мгновения не было вовсе, поскольку, разумеется, ничего подобного и не могло иметь места между молодой девушкой, едущей к будущему мужу, и мужчиной, которому оказано доверие сопровождать ее. Свобода и легкость, испытываемые ею в его обществе, были, безусловно, приятны; это было настоящее удовольствие, возникающее в дружбе и постоянном общении родственных душ. Единственной запретной темой разговора был генерал князь Павел Дмитриев. Что на самом деле довольно странно, как не могла не заметить Софи. Почему ей не хочется расспрашивать Адама о его генерале, человеке, которому отводится главенствующая роль в ее собственной жизни? И почему он сам никогда не изъявляет желания рассказать что-нибудь о Дмитриеве?
Путь их пролегал по новгородской равнине, простирающейся во все стороны насколько хватало глаз. Однообразие пейзажа скрашивали лишь случайные отблески солнца на водной глади речушек и небольших озер, которых здесь было видимо-невидимо. Хан вскинул голову и с шумом втянул воздух.
– Адам!
– М-м-м? – с улыбкой откликнулся он; лучики морщинок собрались в уголках глаз и рта.
– Не перейти ли нам на галоп?
– Полагаю, вам доставляет удовольствие заставлять меня глотать пыль?
– Разумеется, – весело согласилась она. – Какие еще у меня могут быть причины?
– Вот создание! – В том же духе ответил Адам. – Не может и минуты провести в покое. С вами не соскучишься, Софи.
Она рассмеялась, расценив последние слова как разрешение, и цокнула языком. Хан немедленно всхрапнул и понесся вскачь. Она свернула с дороги, направляясь на покрытую зеленью равнину. Она вернется, когда вытряхнет из головы тревожные мысли.
Граф вгляделся в светлую ленту дороги. Вдали появилось облако пыли, что говорило о приближении группы всадников, может, и из Петербурга. Они уже были в половине дня пути от столицы, даже если учитывать небольшую скорость кареты, в которой в одиночестве катила Татьяна Федорова.
Пыльное облако приближалось. Адам напрягся от внезапно осенившей его мысли. Дмитриев мог счесть вполне естественным и вполне объяснимым для заждавшегося жениха отправиться им навстречу. Его гонец встретил их позавчера вечером и умчался обратно, лишь переменив коня, чтобы быстрее донести весть об их местонахождении в Петербург.
Наконец Адам различил знакомые ливреи на передних всадниках, а затем и высокую, статно держащуюся в седле фигуру генерала в военном мундире; серебряные пуговицы и шашка сверкали на солнце. Он торопится встретить свою невесту. Но где ее черти носят?
Адам еще раз окинул взором равнину, хотя знал, что Софи давно скрылась из виду за полосой кустарника, оставив провожатых в неловком положении перед неизбежным объяснением. Высокое начальство и обеспокоенный жених в одном лице им не уйти от вопроса, куда могла умчаться без сопровождения княжна рода Голицыных на этих бескрайних просторах.
Пару недель назад Адам вернул ей ее пистолет, поэтому мог не беспокоиться за ее безопасность, но как он сумеет объяснить это Дмитриеву? Генерал должен увидеть Софью Алексеевну и сам все решить. Адаму Данилевскому настало время откланяться. Его губы скривились в горькой усмешке. В ближайшее время он навсегда расстанется с Софьей, но, как ни странно, это не принесло ему ожидаемого чувства облегчения. Хлопотное поручение, на которое он согласился не без колебаний, теперь выглядело совсем в ином свете. Получая Удовольствие от ее общества, он постоянно терзался мыслью о том, что привлекающие его черты характера Софьи Алексеевны придутся совсем не по вкусу ее будущему супругу.
Две команды встретились. Генерал подчеркнуто официально ответил на приветствие своего адъютанта. Его придирчивый взгляд цепко осмотрел выправку и внешний вид гвардейцев, которые замерли в положении «смирно» в своих седлах. Тусклые пуговицы, измятые костюмы, грязное белье – ничто не осталось незамеченным.
– Дорога от Киева весьма долгая и трудная, генерал, – спокойно пояснил Адам. – На многих постоялых дворах, где мы останавливались на ночлег, невозможно найти ни ваксы для сапог, ни воды в достаточном количестве.
Генерал молча кивнул. Глаза его остановились на карете.
– Княжна Софья, надеюсь, не испытывала слишком больших неудобств?
Данилевский сглотнул комок в горле:
– Она на удивление жизнерадостна, господин генерал. Дмитриев в замешательстве уставился на него, размышляя, в честь чего он употребил столь необычное слово. Потом послал свою лошадь вперед, и Адам торопливо проговорил ему вслед:
– Софьи Алексеевны нет в карете, господин генерал. Она очень плохо переносит дорожную тряску.
Генерал резко остановился. Он окинул взором шеренгу из двенадцати солдат, кучера на козлах, Бориса Михайлова, который сидел в седле своей горной лошадки, и после этого в упор взглянул на Данилевского, даже не потрудившись задать вопрос вслух.
Адам пристально смотрел вдаль; внезапно из-за кустарников появилась фигура всадницы, и он с облегчением перевел дух.
– Вот она, генерал. Мы можем отправиться ей навстречу.
И, не глядя, какое впечатление произвели его слова, пустил коня вскачь.
Софи увидела, что к ней направляются два всадника, оба в темно-зеленых с красной отделкой мундирах Преображенского полка. И тут же обратила внимание, что вместе с Адамом скачет не солдат из его команды; когда расстояние сократилось, она могла разглядеть, что второй гораздо старше Адама, с седыми волосами и исключительно прямой посадкой в седле, выдающей профессионального военного. Затем; с внезапным спазмом под ложечкой, она сообразила, кто это.
Она остановила коня, бросила поводья и стала ждать их приближения.
