– Что вам?
Садовник взмахнул граблями.
– Гравий, мадам. Под скамьей, – пояснил он, с любопытством пялясь на нее. – Вы хорошо себя чувствуете, мадам? Может, послать за помощью?
– Нет… нет, спасибо.
Она поднялась, отряхнула юбки и глянула на часы. Почти девять. Если не поспешить, она сотворит немыслимое и опоздает на аудиенцию.
Голова, казалось, была наполнена туманом, и почему-то было совершенно не важно, что она может задержаться. И что ей за это будет? Обвинение в государственной измене, заключение в Тауэр… какая разница?
Тем не менее она торопливо прошла через сад, по террасе и во дворец. Люди заговаривали с ней, улыбались, приветственно махали руками. Она никого не видела. И остановилась только у двери в приемный зал.
– Мадам!
Герольд поклонился и стукнул в дверь посохом. Ее немедленно провели в зал. Он был пуст, но даже это не трогало Пиппу. Герольд шествовал впереди, к двери, ведущей в комнату для частных аудиенций.
– Леди Нилсон, ваше величество! – провозгласил он, распахнув двойные створки.
Пиппа вошла в комнату. Мария, окруженная фрейлинами, сидела за столом, на котором были разбросаны государственные документы. Пиппа чуть поежилась под пристальным взглядом.
– Доброе утро, леди Нилсон.
– Мадам.
Пиппа низко присела и упала на одно колено. Слишком много времени прошло с тех пор, как их отношения были настолько теплыми, что королева звала ее по имени.
Мария жестом велела ей подняться и показала на подушку.
– Прошу садиться. Беременные женщины должны себя беречь.
Губы королевы растянулись в сухой улыбке. – Ваш супруг открыл мне тайну.
– Это не тайна, мадам, – осмелилась возразить Пиппа, садясь на подушку так, что юбки раскинулись вокруг легкими складками. Ее тело двигалось в полном соответствии с этикетом, язык произносил нужные речи, но разум, казалось, не играл во всем этом ни малейшей роли. Она ответила Марии улыбкой, в которой наблюдательный человек мог бы распознать что-то вроде вопроса.
Мария кивнула.
– До вас дошли слухи?
– Совершенно верно, мадам. Прошу вас принять мои поздравления.
– Итак, мы одновременно будем вынашивать детей. Терпеть тяготы родов.
Снова эти чуть приподнятые губы!
Пиппа смутно сознавала, что улыбка королевы не только неприятна, но за ней что-то кроется. Плохое. Может, даже страшное.
Но она все еще пребывала в холодном туманном пространстве, откуда не было выхода, и вежливая ответная улыбка была чисто механической.
– Вы здоровы?
Мария подалась вперед, вцепившись в край столешницы.
– Если не считать тошноты, мадам. Но мне сказали, что после двенадцатой недели она проходит.
Королева снова села поудобнее.
– Понимаю. В отличие от вас мне повезло. Я не испытываю подобных страданий.
Пиппа учтиво наклонила голову, но ничего не ответила.
– Но мы обязаны позаботиться о леди Пиппе, дорогая мадам, – донесся непонятно откуда приятный мужской голос. Пиппа недоуменно моргнула, но в тот же миг рядом с женой появился Филипп. Занавес, отгораживавший стол от стены, слегка колыхался.
– Да, – бесстрастно согласилась Мария. – Она не должна покидать двор. За ней будут присматривать мои врачи.
– В этом нет необходимости, мадам. У меня есть свой собственный доктор, и…
– Нет-нет, – перебил Филипп. – Мы и слушать ничего не хотим. Вам следует иметь такой же уход, как и королеве Англии. Мы на этом настаиваем. Не так ли?
Он повернулся к жене, прося подтвердить свои слова, и та слегка улыбнулась.
– Мой муж, сир, будет крайне вам благодарен, – ответила Пиппа, изумляясь тому, что голос звучит холодно и иронично.
Последовало короткое молчание. Но тут Мария объявила:
– Мы сегодня же пошлем к вам своих врачей. Вы найдете их достаточно опытными в своем деле.
Очевидно, это знак того, что аудиенция окончена.
