застегнуть пуговицу.
Лицо денщика вдруг выразило испуг, и он воскликнул:
— Аи, аи, господин, что вы делаете? Вы всыпаете яд в чайник и на сухари… Такой важный господин и делаете так дурно… ах, как дурно!
— Ловко и находчиво было обделано! — проговорил Чигиринский и, снова обращаясь к денщику, спросил его: — Ты можешь сказать, кто этот важный господин?
— Нет.
— Ты его никогда не видел?
— Никогда.
— Посмотри поблизости от нас, его нет теперь в лагере?
— Нет.
— Смотри кругом, хорошенько… Подальше!
— Ах, вот я его вижу! Он идет сюда к вам. Ведь он уже приближается.
— Он на вид спокоен?
— Да.
— Скоро он тут будет?
— Сейчас. Вот он повернул к землянке… он у двери… он подымает руку, чтобы стукнуть…
В дверь раздался осторожный стук.
Проворов невольно вздрогнул. Несмотря на слова сонного денщика, он не верил в возможность этого стука, и последний испугал его.
— Кто там? — спросил Чигиринский.
— Чигиринский, это — вы? — спросили снаружи.
— Да, это — я. А кто спрашивает?
— Камер-юнкер Тротото.
Чигиринский быстро отворил дверь землянки и очутился лицом к лицу с камер- юнкером Тротото.
— Ах, моя радость! — немедленно всплеснул руками тот. — Ну как я рад, что вижу вас в добром здравии! Вот поистине праздник для души! Ах, и вы, душа моя! — обернулся он в сторону Проворова. — Вы тоже тут? Ну как я рад!.. Вы, конечно, слышали, что лучший наш полководец Александр Васильевич Суворов принял начальство над войсками под Измаилом и уже прибыл сюда. Вот радость, не правда ли, радость моя?..
— Вы меня простите, Артур Эсперович, — произнес несколько строго Чигиринский, — но у нас тут мертвый.
— Что, — закричал Тротото, — где мертвый, какой мертвый? Вот этот бравый гусар, лежащий на этой койке? — И он не без брезгливости показал на неподвижно лежащего и погруженного в оцепенение денщика-молдаванина.
— Да, вот этот гусар, — подтвердил Чигиринский.
— Убит?
— Нет, отравлен.
Камер-юнкера Тротото передернуло. Как он ни привык владеть собой, но, видимо, неожиданная решимость Чигиринского поразила его.
— Ах, моя радость! — проговорил он, отступив шаг назад. — Но почему же вы думаете, что он отравлен?
— Потому что я сделал опыт: бросил один сухарь собаке, и она моментально издохла, как только проглотила его.
Тротото вдруг преподленько хихикнул и уверенно протянул:
— Я думаю, это турки отравляют русские сухари. А это был ваш денщик?
— Да, это был мой денщик.
— Ну, тогда я не буду мешать вам. А знаете, раз вы остались теперь без прислуги, не придете ли обедать к нам на бригантину: все будут очень рады. Приходите, у нас много иностранцев. Все жаждут боя. Приходите, радость моя! Рибас дал нам помещение на одной из бригантин, и у нас там прекрасно. Вы не пожалеете. Дайте слово, что придете, согласитесь! Лучше, чем питаться здесь отравленными турками сухарями, прийти пообедать на бригантину.
— О, благодарю вас, — горячо произнес Чигиринский, — мы непременно придем на бригантину сегодня же.
— Так до скорого свидания, моя радость… ждем! — И Тротото, послав воздушный поцелуй, затворил дверь.
— Что ты делаешь? Ведь он нас зовет обедать опять для того, чтобы отравить, а ты соглашаешься? — воскликнул Проворов.
— Конечно, никто из нас не пойдет к нему обедать. Надо же было как-нибудь отделаться от этого господина. Ну и шкура же у него! Ведь не поморщился, когда я сказал ему о яде!
— Все это так невероятно и неожиданно, что я просто глазам не верю, — пожал плечами Проворов.
— То ли еще бывает? Встань! — приказал Чигиринский сонному денщику.
Тот вскочил и остановился с открытыми, неморгающими глазами.
— Ты проснешься сейчас, — сказал ему Чигиринский, — и забудешь все, что произошло с тобой с тех пор, как ты понес нам сухари и сбитень. — И он дунул в лицо молдаванину.
Тот встряхнулся и как ни в чем не бывало продолжал стоять перед Чигиринским.
— Брось этот сухарь, он воняет чем-то, — приказал ему тот, — и ступай к себе!
Денщик немедленно бросил сухарь и пошел.
— Послушай, — сказал товарищу Проворов, — теперь объясни мне, что все это значит?
— То есть что именно? Объяснить, как попал камер-юнкер Тротото в масоны и стал отравителем, я не могу, но думаю, что это было не особенно сложно для такого человека, как этот Артур Эсперович.
— Нет, я спрашиваю про этот чудодейственный сон молдаванина. Ведь что ж это? Колдун ты, что ли?
— Нет, это кажется волшебством только не знающим, в чем дело, а между тем сила внушения, опыт, который ты видел только что, существует и действует так же просто, как и всякая другая сила. Впрочем, нет, не как всякая другая сила: внушением можно действовать на расстоянии, когда мы ушли отсюда, оставив здесь отравленный сбитень и сухари, я вспомнил, что и тем и другим может соблазниться денщик и, отведав, отравиться. Возвращаться в землянку все равно не имело смысла, потому что мы отошли настолько далеко, что поспеть вовремя было немыслимо. Тогда мне пришло в голову испытать над молдаванином, поддастся ли он на расстоянии моему внушению. Я издали приказал ему заснуть в ту же минуту у меня на койке, и это оказалось вовремя, потому что бедняга как раз уже держал отравленный сухарь, чтобы съесть его. Он заснул и пробыл в состоянии особенного сна до нашего прихода.
— И так можешь заставить спать и слушаться тебя всякого, кого хочешь?
— Нет. Для этого надо, чтобы человек обладал известной впечатлительностью. Всех и каждого я не могу заставить спать.
— Чудеса! Кто бы мог сказать, что ты, Ванька Чигиринский, и вдруг обладаешь такой чудодейственной силой.
— Да и никто не скажет этого, потому что никто, кроме тебя, не знает об этом, а ты, я уверен, сумеешь молчать.
— Я полагаю, что сумею, тем более что в этой силе наш выигрышный козырь. С ним масоны не страшны нам.
— Пожалуй, не страшны, только надо умеючи обращаться — возни много!
— Ну что ж, повозимся. Где, например, мы сегодня будем обедать? Неловко снова идти к Сидоренко.
— Поедим солдатской каши из общего котла.
ГЛАВА ВТОРАЯ
С прибытием Суворова под Измаил закипела деятельность. Каждый час был
