– Я зажгу! – Опередив сестру, Пиппа схватила трутницу. – Я зажгу свечи.
Пен вздохнула и села на край кровати.
– Лорд Хью привез тебе книги.
– Я сама хотела сказать маме! – закричала Пиппа. – Я хотела сказать, что здесь был лорд Хью!
– Какая разница, кто сказал, – попыталась утихомирить ее Джиневра.
– В общем, – Пиппа села рядом с сестрой, – он сказал, что вернется во второй половине дня. Он просил передать, что любит тебя. Мы с Пен хотим знать, что произошло.
Джиневра приподнялась и села, опершись на подушки. Итак, Хью привез ей книги. Она сразу догадалась, что он хотел этим сказать. Хью готов отпустить ее, понимая, что у него нет права просить ее вернуться.
– Мама, мы хотим знать, – дергая ее за рукав ночной рубашки, настаивала Пиппа. – Случилось что-то плохое? Ты опять попадешь в тюрьму, да?
– Нет, – твердо ответила Джиневра. – Не попаду. – Она носит его ребенка. У отца и ребенка есть право друг на друга. Хью понимает, как плохо он поступил. Он понимает всю чудовищность своих подозрений. Достаточно ли этого для того, чтобы простить его? Для того, чтобы она утратила бдительность? Снова приняла его любовь? И снова зависела от его любви? Вот в чем суть.
– Это из-за болезни Робина? – спросила Пен.
– Это имеет некоторое отношение к его болезни, но мне бы не хотелось говорить на эту тему до тех пор, пока мы с лордом Хью не обсудим… кое-какие вопросы.
– Он приедет сегодня, – напомнила Пен.
– Хорошо, – согласилась Джиневра. – Тогда мы с ним и поговорим. А теперь дайте мне одеться. Наверное, уже время обеда.
– Госпожа Вулли сказала, что на обед будет рагу из зайца, которого утром подстрелил Грин, и рыбный пирог, – сообщила Пиппа, слезая с кровати. – И пирожки с яблоками. – Кажется, она считала, что между матерью и лордом Хью все уладилось.
– Какое платье ты наденешь? – спросила Пен, роясь в шкафу.
– Любое, какая разница, Пен. Серое шелковое вполне подойдет.
– Думаю, тебе не стоит надевать его, – возразила девочка. – Лучше вот это. – Она вытащила платье из бирюзового шелка с цветочным рисунком и нижней юбкой из черной тафты. Глубокий вырез и пышные рукава были отделаны кружевом.
– А почему именно это? – поинтересовалась Джиневра: она надевала его только по особым случаям. Вместо сестры опять ответила Пиппа:
– Потому что лорд Хью, когда приезжал, был очень нарядным. На нем был изумрудный дублет, чулки в золотую полоску и изумрудный гаун. Ты тоже должна выглядеть нарядно.
– Понятно, – мрачно произнесла Джиневра. – Как бы то ни было, я надену серое. Оно в полной мере соответствует окружающей нас обстановке.
Пен расстроилась, но не стала спорить.
Хью ждал вечера, чтобы ехать к Джиневре. Вторую половину дня он провел в типографиях в Чипсайде и в конечном итоге нашел то, что искал, – красиво иллюстрированный томик писем Цицерона, переплетенный в мягчайшую итальянскую кожу, с тонкой, как шелк, бумагой и украшенными золотом буквами. Уголки переплета были отделаны перламутром. Само издание, не говоря уже о содержании, было прекрасно, и Хью знал, что оно понравится Джиневре.
По его приказу книгу завернули в промасленную кожу, и он, спрятав ее под плащ, отправился в Мурфилдс. Дождь перестал, но все равно было холодно и сыро.
Сквозь ставни дома пробивался свет, над крышей вился дымок. Хью показалось, что на этот раз дом встречает его гостеприимно. Как будто знает, что его впустят внутрь.
Он стреножил лошадь и постучал.
Прошло несколько минут, прежде чем Краудер открыл дверь.
– Милорд. – Эконом поклонился и отступил в сторону.
Хью прошел в освещенный холл с ведущей наверх лестницей. Справа приоткрылась дверь, и в щель просунулось возбужденное личико Пиппы. В следующую секунду личико скрылось, и девочка резко захлопнула дверь.
Хью не смог удержаться от улыбки. Краудер принял его мокрый плащ и сказал:
– Милорд, вы найдете госпожу в комнате за двойными дверьми на втором этаже.
Кивнув, Хью поблагодарил его и стал медленно подниматься по лестнице. Кровь быстрее побежала у него по жилам, в голове застучало. Он испытывал такое напряжение, такую всеподавляющую тревогу только один раз в жизни – когда опасался за жизнь Робина. Сейчас, как и тогда, на карту было поставлено столько, что и не описать словами. Он на секунду замер перед дверью, потом повернул ручку и вошел.
Джиневра сидела у камина, положив ноги, обутые в домашние туфли, на решетку. При виде Хью она встала и одернула юбку.
– Джиневра.
Хью огляделся. Комната уже успела приобрести отпечаток характера хозяйки. Теплый воздух был напоен ее ароматом. Хью понял, что любит Джиневру так, как не любил никогда. Нет… он и раньше любил ее с той же силой, только не признавался себе в этом, пока не понял, что может потерять ее.
И сейчас, перед лицом обиды, нанесенной ей, он должен найти правильные слова, чтобы убедить ее в своей любви.
Джиневра не двигалась и молчала – пусть начинает Хью. Но ее сердце бешено стучало, как всегда, когда он был рядом. Да, он обидел ее, однако она все равно любит его.
– Джиневра, – тихо повторил Хью. Заглянув в ее серовато-фиолетовые глаза, он увидел в них отражение ее чувств, противоречивых и неоднозначных.
Он положил свой подарок на столик у двери. Он вручит ей его позже – ему не хотелось бы, чтобы она подумала, будто он хочет купить прощение. Позже, когда…
Хью быстрым шагом пересек комнату и взял руки Джиневры в свои. Ее пальцы были холодны.
– Даже не знаю, как просить тебя о прощении, – проговорил он, целуя ее руки и согревая их своим дыханием. – За то, что я думал такое о тебе.
Джиневра молчала, и Хью продолжил, с трудом подыскивая нужные слова. В его голосе звучала боль.
– Я не жду от тебя прощения. Разве я имею на это право? Джиневра посмотрела на него и прочла в его глазах искреннее раскаяние и отчаянную надежду.
– Я считала, что Робин и мой сын тоже, – наконец сказала она, своим тоном выдавая обуревавшие ее эмоции.
– Знаю. – Хью выпустил ее руки. – Я всегда знал об этом. Мне нет оправдания за то, что я сделал, что я говорил. – Проведя рукой по волосам, он набрал в грудь побольше воздуха. – Не понимаю, как я мог быть так слеп. Я же знаю, что собой представляет хранитель печати. И знаю, какими методами он действует. У него был очень простой план. Настолько простой, что мне следовало бы сразу догадаться. А я…
– А ты продолжал что-то подозревать… нет, верить… тем самым, помогая хранителю печати осуществлять его план, – тихо проговорила Джиневра, снова садясь в кресло у камина.
Хью отвел глаза в сторону, потом опять посмотрел на нее.
– Так ты убила Стивена Мэллори?
– Не думаю. Я желала его смерти. И не делала из этого секрета. Он грубо обращался со мной. Полагаю, такое же обращение ждало моих дочерей. Он пришел ко мне. Окно было открыто. Я выставила ногу. Он споткнулся и упал. – Джиневра повернулась к Хью. – Способствовала ли я его смерти? – Она пожала плечами. – Не знаю. И никогда не узнаю. – Она встала. – Убила ли я Стивена Мэллори? Хью, я не могу дать тебе прямой ответ.
– Но почему ты не сказала мне об этом раньше? – Джиневра грустно улыбнулась:
– Потому что сомневалась, что ты поймешь меня. Ты по натуре прям и откровенен, о чем не раз с гордостью говорил мне. У тебя нет времени на полуправду, на двусмысленность и неясность. – Она опустила взгляд на руки. – Ты считал меня виновной. Если бы я рассказала тебе правду, то тем самым только подкрепила бы твою веру.
