древесное дупло, ни в расщелину между камнями. Нам. Нам!..»
Но это ложь: ветра не умеют говорить. Тогда еще не умели. Она сама наделила их душой – сама, когда бросила своего сына вниз со скалы. Неуспокоенная душа Меранфоля нашла себе новое пристанище – в потоках воздуха, в тенях и темноте, во снах Элизы. Она так и не услышала его крика – даже когда он был еще жив, когда летел, кувыркаясь, вниз, в жадные рты морских волн – а, может быть, в оскаленные пасти прибрежных скал; она не видела, куда именно. Она смотрела на желтую полосу горизонта и думала: все кончено, я сделала это. Потом она повернулась, спустилась со скалы и пошла в город.
...Следующей ночью на восточное побережье Леншаля обрушилась невиданная по силе морская буря. Каким-то чудом Приют Шамраля уцелел, хотя и пострадал изрядно, но вот полудюжине рыбацких поселений повезло меньше – их начисто, вместе с местными жителями, смыли разгулявшиеся морские волны. Была безнадежно испорчена морская пристань – та самая, к которой четыре месяца назад подошло судно, перевозившее графа Эксферда и его молодую жену. Было вырвано с корнями несколько старых деревьев, испорчено с десяток мельниц, сорвано множество соломенных крыш, опрокинуто полсотни фургонов, снесено больше сотни нищенских лачуг – но людских жертв было не больше и не меньше, чем обычно случается при подобных стихийных бедствиях. Ту ночь Элиза провела на постоялом дворе, но заснуть ей удалось только к утру, потому что когда в твоей комнате от напора ветра с треском вылетают ставни и ветер начинает переворачивать мебель, раскидывать одежду по полу и рвать из рук одеяло, это не очень-то располагает ко спокойному сну. К утру неистовая стихия утихомирилась. Выспавшись, Элиза пошла дальше.
В городе она провела несколько недель – ей нужно было немного отдохнуть, привести себя в порядок и выяснить, как часто корабли с Леншаля отправляются в рейс на нужный ей остров. Как оказалось – часто. Через три недели, окончательно еще не оправившись от родов и всего, что было с ними связано, Элиза села на судно, следовавшее прямиком до Склервонса – основного порта во владениях Руадье. Изначально она собиралась провести в городе месяца два-три, но поняла, что не выдержит два-три месяца совершеннейшего безделья. Совесть не мучила ее, она просто не смогла бы столько времени усидеть на одном месте.
Во время плаванья она узнала, что порт расположен довольно далеко от резиденции виконтов Руадье – из Склервонса ей придется несколько дней добираться до замка. Поскольку корабль, огибая остров, пройдет совсем рядом с замком, Элиза попросила высадить ее именно в этом месте. Капитан согласился, и через несколько дней она сошла на дикий песчаный берег, а шлюпка с матросами, доставившими Элизу на остров, поплыла обратно. Почти сразу же после прибрежной полосы начинался лес – сначала сосновый, потом смешанный.
Ближе к вечеру Элиза вышла на наезженную дорогу, но засветло добраться до замка не успела, а потому решила заночевать в лесу, под каким-нибудь деревом. Однако для ночевок под открытым небом было еще слишком холодно (только-только начался апрель), она быстро продрогла и поняла, что все равно не сможет заснуть. И еще замерзнет вдобавок. Поэтому она встала и пошла дальше. Через час или даже меньше она наткнулась на заброшенную избушку, поблагодарила Джордайса за этот подарок судьбы, забралась на лавку и заснула. Утром ее разбудили громкие голоса за окном. Выглянув наружу, она увидела каких-то людей, одетых в зеленое (судя по всему – лесничих и егерей), и среди них – того, кого она искала. Рихарта Руадье. Очевидно, виконт выбрался на охоту. А, может быть, просто захотел прогуляться по своему лесу, подышать свежим весенним воздухом. Элиза подошла к нему...
Их объяснение было коротким и немногословным, и по окончании оного виконт отвел красавицу обратно в сторожку, в то время как егеря глумливо – или завистливо – пялились ему вслед. Далее у Элизы и Рихарта произошла интимная близость, во время которой Элиза убедилась, что все-таки поспешила: слишком мало времени прошло после родов, и заниматься любовью ей было больно. Но она постаралась не подать виду, что происходящее вызывает у нее какие-то неприятные ощущения. К тому же, ни малейшего возбуждения она не ощущала. Это была та часть в их взаимоотношениях, которую ей придется просто перетерпеть, ведь это не так уж обременительно – лежать внизу и ничего не делать... Нет, ну конечно же, она пыталась изобразить неземную страсть, и неизмеримое блаженство от потуг Рихарта Руадье, пытавшегося как-то расшевелить ее, но это у нее получалось плохо – хотя она сама об этом и не подозревала. Элиза не была профессиональной проституткой, то, что она сейчас делала – то есть отдавалась за деньги нелюбимому человеку – она делала впервые, и поэтому нет ничего удивительного в том, что Рихарт быстро разгадал ее обман. Он польстился на Элизу из-за ее искренней, по словам Эксферда, страстности, и теперь был разочарован. Он не раз видел и много лучшую игру, а вот более худшую ему доводилось встречать не так уж часто. Уже без всякого удовольствия закончив свои труды, он оделся, кинул на кровать золотую монету и вышел из сторожки. Сжимая в кулаке золото, Элиза последовала вслед за ним. Она смотрела, как он собирает своих людей, как садится на лошадь и уезжает – на охоту или по каким-то иным своим делам.
Она и понимала, что происходит, и не понимала. В ее душе звенела пустота. Все кончено.
Ее призрачный шанс и в самом деле оказался только призрачным. Рихарт удовлетворил свое любопытство. Она ему больше не интересна. Все рушилось, разваливалось, вода вытекала из решета, гибкая скользкая рыба удачи выпрыгивала из рук в тот самый миг, когда она наконец-то уверялась в том, что крепко держит ее за жабры, и не было ни добра, ни зла, ни глумливой усмешки на лице судьбы. Окружающий мир не жесток и не добр – ему просто нет никакого дела до наших несчастий, и ты никогда не унесешь больше того, что сможешь поднять...
10
– ...Пресвятой Джордайс!
– Бедная девочка...
– Несите ее сюда, к огню.
– Где вы ее нашли?
– В поле. Она...
– Февла, ты поставила воду греться?
– Да.
– Ее надо раздеть и укутать чем-нибудь теплым... Гернут! Отойди, идиот! Не рви с нее валенки! Надо аккуратно, вот так... У нее же все ноги закоченели...
– Неплохие, кстати, ножки...
– Та-ак!.. Все мужчины – марш отсюда!.. Жан, это и тебя касается.
– Да, да, сейчас, мама... Я только хочу сказать, что когда я ее сюда нес, она все бормотала про свою старуху...
– Про Элизу-то?
– Ну, да...
– С ней-то что?
– Что со старухой, Жан? Окочурилась, что ли, бабка?
– Не знаю.
– Надо бы глянуть, что с ней.
– Правильно мыслишь, Гернут. Одевай шубу – и вперед.
– Батя, ну почему всегда я...
– Давай-давай, без разговоров.
– Там же метель...
– Быстро!
– Пусть лучше Жан сходит. Он все равно одетый.
– Тебе вмазать, что б понял?! Бегом!..
«Ну бычара же ты, батя, – влезая в валенки, зло подумал Гернут. – Как ни есть бычара...»
Хлопнув дверью, он выскочил из дома. Метель слегка поутихла. Сверху падали крупные хлопья снега. И по-прежнему не видно ни зги. Идти к сумасшедшей, а возможно, уже давно мертвой старухе у Гернута не было ни малейшего желания. Но выбора у него тоже не было, и он потащился сквозь снег к дому Элизы. Какого черта эта бабка живет так далеко?..
В это время в доме Кларина вокруг Лии женщины вовсю продолжали суетиться. По счастью, Жан, когда нашел ее, сразу же растер ей лицо и руки снегом и, была надежда, что худших последствий обморожения Лие удастся избежать.
