так как справиться с ними его контора не сможет. В худшем же случае ему грозит банкротство.
– Все так серьезно? – озабоченно почесал щетинистый подбородок Сергей. – А мне он не говорил о своих проблемах.
– Мне тоже. Ты же знаешь Барина – плакаться на жизнь не в его правилах.
– Плакаться и не надо, но поделиться-то мог…
– Не мог. Уж такой он! Я о его трудностях узнал от третьих лиц. А когда спросил Егора, как дела, он, по своему обыкновению, ответил, что нормально. На самом же деле на букву «х», но не подумай, что хорошо. – Марк во время разговора стал очень серьезным, и между его тонких, будто выщипанных, бровей залегла складка. – В общем, Баринову деньги очень нужны, и много. Если у Дрозда пропала изрядная сумма, гипотетически Баринов мог его убить, чтобы ею завладеть. Только откуда ему было знать, что тот имеет ее при себе?
– Если бы он, как и любой из вас, подслушал мою беседу с Дроздом, то узнал бы…
Марк насупился еще больше и проговорил:
– Но мы-то с тобой знаем, что Егор не убивал, и сейчас мы просто фантазируем.
– Конечно! – воскликнул Ветер убежденно. – Дрозда замочил либо Юргенс, либо кто-то из его друзей. Никто из
Марк согласно кивнул. Никто из них Дрозда не убивал! Тем более Барин!
Оба друга демонстрировали полную уверенность в этом. Но лишь один ее испытывал. Второй же, зная, что убийца один из них, всего лишь притворялся.
Глава 6
Солнце сильно припекало, и Ульяна стянула с себя кардиган. Без него стало гораздо комфортнее, но не помешала бы еще и шляпа, чтобы прикрыть голову и обезопасить лицо от ультрафиолета. Женщинам за тридцать вообще солнце противопоказано, а уж рыжим и подавно. От него у Ульяны не только морщины могут появиться, но еще приумножатся и «заматереют» веснушки, тщательно осветляемые всевозможными кремами.
– Ульяна! – услышала она окрик со стороны моря. – Ульяна-а!
Мичурина привстала и посмотрела на Егора, который, оказалось, был почти у берега. Баринов спрыгнул с доски – стоял по пояс в воде, подхватил борд, а другой рукой тянул стропы кайта, намереваясь выбраться на сушу.
– Возьми, пожалуйста, борд, – попросил Егор. – Я руку потянул, не могу справиться одной левой…
Ульяна подбежала, но вошла в воду не сразу, сначала подобрала подол длинного сарафана, чтоб не намочить. Но зря старалась. Взяв доску одной рукой, сразу охнула и подхватила ее второй тоже (борд оказался не таким легким, как она предполагала), выпустив подол. Ткань мгновенно намокла и облепила ноги. Очень надеясь на то, что Егор так занят собой, что ему не до ее толстых, обтянутых сарафаном икр, Ульяна побрела к берегу.
– Милиция еще не приехала? – спросил Егор, в скором времени присоединившись к ней.
– Вроде нет, – ответила она, стыдливо отрывая мокрый ситец от ног. Боже, кто бы знал, как она ненавидела свои круглые коленки, и как их стеснялась!
– Ты подол-то выжми, – посоветовал Баринов.
Ульяна сама знала, что необходимо отжать воду, но медлила. Вот сейчас Егор займется своим кайтом, тогда и примется за одежду…
– Дай-ка я… – бросил он и, опустившись на колени, схватился за сырой подол.
– Не надо, я сама! – запротестовала Ульяна.
Но Егор не обратил на ее слова никакого внимания. И ее смущения будто не заметил. Сноровисто, как бывалая прачка, он отжал подол, затем встряхнул его и разгладил. При этом так нежно провел ладонями по ногам Ульяны, что ее щеки вспыхнули.
– Да не красней ты! – улыбнулся Егор. – Хотя нет, красней… Выглядит очень мило… – И подмигнул. После чего совсем другим тоном, уже не игривым, а обыденным, сказал: – Пока кайт сохнет, пожалуй, в дом сгоняю. Тебе что-нибудь принести?
Ульяна отрицательно мотнула головой.
– А ножницы?
Девушка сделала удивленные глаза:
– Зачем они мне?
– Чтоб отрезать вот это безобразие! – Он щелкнул по подолу пальцами.
– Так высохнет же…
– Да я не о том! – Егор опять вернул на лицо улыбку. – Длина твоего сарафана достойна попадьи, а не представительницы богемы.
– Никакая я не богема, – буркнула Ульяна. – А макси, между прочим, в нынешнем сезоне в моде.
Про то, что сарафан куплен пять лет назад, она, конечно же, умолчала.
– Так ты поэтому его носишь? Что ж, тогда умолкаю… И удаляюсь.
И, поднявшись с корточек, Егор зашагал к дому.
Когда Баринов скрылся, Ульяна хотела усесться обратно на песок, но вовремя сообразила, что влажный подол сразу испачкается, и опустилась на быстро высохший борд. Уходить с моря она решительно не хотела. Тут ей было и спокойнее, и занимательнее, чем в компании пусть и интересных людей. Смотреть на море, небо, песок под ногами, слушать плеск волн, крик чаек, шум ветра и думать о своем, о чужом, ни о чем – что может быть лучше? Да, ей понравились все, с кем она вчера познакомилась (одна Диана нет, но Ульяна находила ее очень любопытным человеческим экземпляром и с интересом за ней наблюдала), но от общества людей она быстро уставала. Особенно от мужского. И никак не могла отделаться от дурной привычки ставить «диагнозы». Ненароком следила за каждым и пыталась понять, почему он стал именно тем, кем стал. И если про Ветра, Славу и Марка ей все было более-менее ясно, то Егор непонятен до сих пор. И хоть ее неприятие сменилось симпатией, Баринов по-прежнему воспринимался как «темная лошадка».
Сначала Ульяна решила, что тот женоненавистник. Или того хуже – мизантроп. А возможно – трус, который боится жить в собственное удовольствие и все ставит, ставит перед собой барьеры, оправдывая это инстинктом самосохранения. Но сейчас она уже так не думала. К людям Егор нормально относится, и женщин вроде любит, и ничего не страшится. И все же, как черепаха, постоянно прячется в свой панцирь. Интересно, всегда таким был или кризис среднего возраста с ним злую шутку сыграл?
Про этот растреклятый кризис Ульяна знала много. Когда встречалась с Юрой и некоторые его поступки казались ей странными, она пыталась понять, что происходит с любимым. Естественно, и думать не думала, что тот ее обманывает или прячет от своих знакомых, и, когда Юра покидал ее квартиру по-английски (много раз она засыпала в его объятиях, а просыпалась одна), искала объяснения и находила всегда разные. То ей казалось, что он просто ее не любит, то думала, что Юра любит очень сильно и боится к ней привязаться. А его маниакальная тяга к недорогому рабоче-крестьянскому быту в некотором роде заскок. Иначе зачем же покупать пижонское и неприлично дорогое авто, если тебя тошнит от всех атрибутов роскоши?
Ульяна тогда много специальной литературы перелопатила. Все надеялась в учебниках по психологии ответы на свои вопросы найти. Однако еще больше запуталась. Но однажды прочла в журнале, который листала по пути в Краснодар, статью о кризисе среднего возраста и решила: у Юры, должно быть, именно он, вот любимый и ведет себя столь необъяснимо. «Что такое кризис среднего возраста? – писал автор. – Это когда мужчина тридцати семи – сорока трех лет начинает метаться, будто не зная, куда себя деть. Он мучается, с тоской думает о будущем, и его совершенно перестает устраивать собственная жизнь. Объяснить кризис можно по-разному. В том числе и физиологией: в данное время в организме мужчины увеличивается количество женских гормонов. Но только сей факт нельзя считать причиной изменений в поведении, ибо физиология у всех одинакова, а кризис среднего возраста бывает далеко не у каждого индивидуума мужского пола. Скорее причина в другом: он возникает у тех, кто не делает того, чего хочет. К сорока годам у мужчины возникают мысли типа: «Прошла практически половина жизни, а я ничего не сделал и ничего не добился, либо делал не то и добивался не того, к чему стремилась моя душа…»
Ульяна, обдумав прочитанное, поняла, что очень хорошо понимает мужчин, переживающих кризис. И вспомнила Экклезиаста с его изречением про камни. До тридцати трех лет мужчины, по примеру Христа, их разбрасывают, а потом собирают. И, прособирав лет пять, мужчина вдруг понимает, что собрал их очень
