программиста. — Для придания пышности.
— А лаванда, похоже, по ошибке придает пышность не волосам, а телу, — хихикнула Княжна.
— Собрались, — строго проговорила Маринка. — Нам расследование вести.
— Насчет улик можете не беспокоиться — их нет. Следов ОН не оставляет, — задумчиво протянула я. — Скорее всего, бардак он устроил, чтобы их замести… А вот поспрашивать электриков, думаю, стоит.
Тут Эмма Петровна, бледненькая, осунувшаяся, встала, пошаркивая, прошла к двери и у порога прошептала:
— Не могу, девочки. Что-то мне страшно. Можно я не буду расследование вести, а? Можно я пойду? — Эмма Петровна молитвенно сложила руки и жалостно на нас посмотрела.
— Можно, — смилостивилась Маруся. — Идите погуляйте.
— Или домой езжайте, — сурово молвила Княжна. — Нечего у нас под ногами мешаться. Нам сейчас не до вас.
Эмма Петровна закивала головой, вскочила и бросилась к двери. Маруся рванула следом и участливо распахнула дверь перед трусоватой коллегой. Тут же комнату огласил ее радостный вопль:
— На ловца и зверь бежит!
— Неужто маньяк? — ахнули мы.
— Какой маньяк? Электрики идут. Сеня, Вася, подите сюда.
Мы высыпали за дверь. В полутемном коридоре разглядеть мужиков было практически невозможно, Маруся их скорее почуяла. Спустя 10 секунд и мы догадались об их присутствии: Сеню мы услышали, он громко топал и сопел; а о Васином приближении нас оповестил многоголосый кошачий хор.
Когда мужчины подошли вплотную, мы загалдели:
— Мужики, вы не видели, в нашу комнату вечером никто не заходил?
— А если не видели, может, слышали?
— Или обоняли?
— А подозрительного ничего не заметили?
— Девчонки, вы чего? — растерянно спросил Вася и осторожно улыбнулся. Он вообще все делал осторожно, уж такой был человек. Больше всего в жизни Вася Бодяйко боялся кого-то нечаянно обидеть.
— Мы тебе вопрос задали, отвечай.
— А чего вам хотелось бы услышать? — поинтересовался он, преданно заглядывая в глаза каждой из нас.
— Видел ли ты кого или нет? — нетерпеливо переспросила Марья.
— Я нет, — выдал-таки Вася, после чего наклонился к своим облезлым четвероногим любимцам и засюсюкал. — Проголодались, мои хорошие? А вот я вас покормлю. А какой я вам вкуснятины сейчас дам, м-м-м!
— Убери ты их! — выругалась Княжна. — Нагадят нам под дверью, а мы в темноту потом наступай!
— Они не гадят, где попало, они воспитанные.
— Еще скажи породистые, — фыркнула Княжна, благоговейно относящаяся к голубой крови не только у людей, но и у животных.
— Да они даже лучше… — Горячо начал Вася, но неожиданно был прерван своим другом Сеней:
— А я видел!
— Как они гадят? Так и я видела, — торжественно изрекла Княжна.
— Да нет, как к вам в комнату кто-то заходил.
— Когда?
— В начале пятого.
— И кто это был?
— Разве увидишь в такой темнотище?
— А ты бы пригляделся, — разозлилась Маринка.
— Да если б я знал, — и он беспомощно развел своими пухлыми руками.
— Ну, хотя бы силуэт ты можешь описать?
— Могу, — Сеня сморщил лоб, вспоминая. — Худой, длинный, немного сутулый.
— Кузин или Серега? — вопросительно посмотрела на меня Маринка.
— Серега маленький, скорее всего, Кузин. Сень, а еще что-нибудь не вспомнишь?
— Ну…Э…. А! Чуть не забыл! Спиртом от него несло, как от…от…
Пока Сеня придумывал звучное сравнение, мы возбужденно переглядывались. Значит, Кузин. Наш безобидный, славный и простой гражданин начальник и есть тот самый убивец? Или его визит в нашу обитель еще не доказательство, а простое совпадение?
Маруся поманила нас в комнату. Мы дружно переступили порог и захлопнули за собой дверь, не взирая на то, что Сеня уже подобрал нужный эпитет и приготовился его выдать.
— Пошли выведем его на чистую воду!
— Правильно, — поддержала подругу Княжна. — Скажем, мы все знаем, так что нечего отпираться.
— А вдруг он просто так заходил? — предположила я.
— Зачем, если нас никого не было?
— Чайники считать.
Княжна нахмурилась. Она знала, как и все остальные, что Кузин мог зайти к нам и для этого. Дело в том, что наш начальник был настолько рачительным хозяином, что даже гоголевский Плюшкина по сравнению с ним был вертопрахом и транжирой. У Кузина каждая ерунда, типа стаканчика для карандашей или ластика, была учтена и прономерована. Для более серьезных вещей — машинок, чайников, каминов — имелся регистрационный журнал, в котором еженедельно он отмечал, в каком состоянии находится вышеперечисленные предметы. Даже пустые коробки Кузин не выбрасывал, и сломанные стулья хранил, не говоря еже о перегоревших лампочках.
— Давайте ему позвоним и спросим, что он делал в нашей комнате, — предложила Марья.
— Давайте, только осторожно, как бы не спугнуть.
— Кто будет говорить? — Маруся замерла с поднятой трубкой.
— Пусть Леля. — предложила Княжна. — И громкую связь не забудь включить.
— Ладно. — Я набрала номер, когда трубку взяли, осторожно произнесла. — Але.
— Кузин слушает.
— Иван Львович, это Володарская.
— Здравствуй, Лелечка, я узнал.
— Вы, говорят, к нам вчера заходили?
— Кто говорит? — голос его напрягся, или мне это только показалось.
— Соседи наши — Сеня с Васей. Так вы заходили?
— Заходил.
Все так испуганно ахнули, будто он уже и в трех убийствах сознался.
— А что ты хотела?
— Вы, Иван Львович, из моего стола ничего не вынимали?
— Как я могу… Без спросу.
— И ничего не оставляли?
— Нет, — растеряно протянул он.
— Может, что-то видели?
— Конечно, видел.
— Значит, когда вы вошли, на моем столе что-то было? — я даже дыхание затаила, предвкушая ответ.
— Было, было, не волнуйся ты так. — Он немного покашлял, потом затараторил. — Машинка счетная, 1 штука, регистрационный номер 1122, стаканчик пластмассовый, 1 штука, номер 1165, в стаканчике: карандаши, 2 штуки…
— Эй, Иван Львович, стойте, — испуганно выкрикнула я, вспомнив, что у меня на столе была коробка со скрепками, и не известно, коробками он их учитывает или поштучно. — А больше ничего?
— Как ничего? Скрепки…
