— Да уж, — хмуро буркнул он, — с этим я, пожалуй, погорячился.
— Пожалуй. К тому же, я не ваша.
— Слава тебе, господи, за это!
— Но-но! — я ткнула его в плечо, позабыв на минуту о том, что он лицо при исполнении, а значит, неприкосновенное.
— Так откуда вы взяли? — поинтересовался он, поморщившись от моего тычка. — Вроде, наш убийца мародерством не грешил.
— Посудите сами, — я придвинулась поближе к собеседнику. — Квартира перевернута, но практически ничего не пропало.
— Как ничего? — взвился он. — Вы же сами сказали, что украдены: магнитофон, золотая цепочка, кожаная куртка и энная сумма …
— 300 рублей, лежащие на тумбочке, приготовленные для покупки мешка картошки. Зато в шкафу под бельем (все домушники, кстати, в курсе, что российские бабенки прячут сбережения именно там) имеется заначка в 300 долларов, она там так и лежит.
— Не заметил. Проворонил. Да мало ли… — Он махнул рукой. — А двухкассетный магнитофон «Филипс»? Его-то украли. А цепочка?
— Магнитофону 5 лет, он старый, к тому же собранный в Малайзии.
— Сейчас ничем не брезгуют…
— А в моем столе лежал и, между прочим, до сих пор лежит плеер фирмы «Панасоник». Новенький. А рядом сотовый телефон «Сименс», правда, отключенный, но раз сейчас, как вы говорите, ничем не брезгуют, мог бы и прихватить. К тому же, куртка купленная на обычной барахолке за 150 долларов, пропала, а коллекционный пиджак от Сони Рикель висит на вешалке. Дешевая турецкая цепочка исчезла, а настоящее жемчужное колье (купленное у одной престарелой графини еще моей бабкой) так и болтается на шее у куклы.
— Но он же не знал, что вы на кукол настоящие жемчуга вешаете! — возмутился Геркулесов.
— Вот именно! Ничего-то он не знал! Ни где деньги обыватели прячут, ни как барахло от фирмы отличить. Уж больно подозрительный домушник.
— А с чего вы решили, что он профессионал? Может, это случайный воришка? Пьянь местная? У вас дверь на честном слове держится, ее любой мог открыть.
— Тогда он просто обязан был украсть и плеер, и телефон. Ведь стол-то он перетряхнул! — все больше распалялась я. — И даже пульт от телевизора.
— Зачем ему пульт от телевизора, без телевизора? — растерянно моргнул Геркулесов.
— Они их сдают на радио рынке по 100 рублей за штуку. Вы разве не знали? Нет?
— Нет. — Устало молвил он. — Но я так и не понял, к чему вы клоните?
— Я клоню к тому, что некто, забравшийся ко мне в квартиру, что-то в ней искал. А чтобы завести вас или меня в тупик, прихватил для вида первые попавшиеся под руку ценные вещи, чтобы представить свой визит, как ограбление.
— И что?
— Что — что?
— Что он искал?
— Не знаю, — уныло молвила я.
Я и впрямь даже предположить не могла, что именно маньяку понадобилось в моей бедноватой квартире. Вернее, предположить-то я могла, да что толку, от моих гипотез легче не станет. Я, например, допускаю, что выискивал он что-нибудь из моего нижнего бельишка, трусики или лифчик. Может, ко всему прочему, он еще и фетишист. А что? Не исключено. Мало ли, какие заскоки он нам еще продемонстрирует. Мог он еще искать…
Тут мысль моя резко оборвалась, и я … уместное в этих случаях словосочетание «похолодела от страха» не подходит, так как не достаточно точно характеризует мое тогдашнее состояние… я просто заиндевела от ужаса, как вспомнила, что еще испарилась из моей хламной обители. А испарился длинный тонкий стилет, в кожаных ножнах, висящий на стене большой комнаты. Ножичек этот мама привезла из Грузии лет 10 назад, купившись на его изящество, благородство линий, тонкость работы и на горячие уговоры красавца- продавца. Привезла и повесила на ковер, дабы он украшал и облагораживал нашу стандартную комнату. Не знаю, как красавец-стилет справлялся со своей задачей, знаю только, что, водрузив его на стену, мама о нем благополучно забыла.
И вот теперь он пропал!
Я открыла рот, чтобы поведать об этом Геркулесову, я даже возбужденно вцепилась в его руку, но тут же ее одернула. Нельзя! Нельзя говорить! Вдруг сегодняшняя расправа над неизвестным говоруном неизвестного пола мне не привиделась? И тогда все было: и нож, и кровь, и труп, который убийца непонятным образом спрятал за считанные минуты. А вдруг именно моим грузинским стилетом он и убили свою жертву? И что тогда? Я лихорадочно, если не сказать, припадочно, начала вспоминать свой недавний «глюк». Значит, рука с зажатым в ней ножом, всхлип, три капли крови… Рука с зажатым… Не помню. Не помню, что был за нож.
Я вновь собралась обратиться к Коленьке, но пять захлопнула «варежку». А если на стилете мои отпечатки? Вернее, на стилете есть мои отпечатки, я же с него пыль стирала. Значит… значит, они и меня могут заподозрить, так что ли? Геркулесов, конечно, нет, а вот скорый на расправу Русов… Скажет, при первом убийстве была поблизости, при втором тоже, не говоря уже о третьем, там вообще один на один с жертвой в течении не известно какого времени. Всех жертв нашла, может, сама и укокошила. И нос свой постоянно в расследование сует, не иначе разнюхивает угрожает ли что-нибудь ее шкуре, да еще ограбление своей квартиры сымитировала, чтобы следы замести… Короче, получилось у меня, что первейший кандидат в убийцы именно я. Причем, стало это так очевидно, что я даже подивилась, почему меня до сих пор не арестовали. Когда удивление спало, сама себе ответила — погоди, вот труп с твоим ножичком в пузе найдут, сразу арестуют. Как возьмет товарищ Русов тебя за шкирку, да как упечет в «предвариливку» до выяснения обстоятельств. И будешь там сидеть, вшиветь, пока эти самые обстоятельства не выяснятся. Вон Ваську-то как захомутали, он и оглянуться не успел. Они, конечно, все выяснят, но к тому времени у тебя будут колтуны в волосах, бельевые вши, обгрызенные ногти, а может и цинга…
Тут я сказала своему разыгравшемуся воображению: «Т-пру», иначе оно и не такое выдаст, например, как я, гремя кандалами, сижу в подвале замка Иф. Все это, конечно, глупости. И задерживать меня никто не будет, и подозревать, наверняка, тоже. Допросами, конечно, задолбают, но это не смертельно. Так что про стилет Геркулесову сказать, пожалуй, стоит.
— Нож еще пропал, — вякнула я, отбрыкиваясь от малодушного страха.
— Кухонный?
— Нет. Стилет декоративный. Со стены.
— Опишите приметы, — деловито поинтересовался он и раскрыл блокнотик. Я описала, он записал. Когда, его гелевая ручка замерла, я с обреченным вздохом продолжила. — А еще я видела, как сегодня кого-то убили.
— Чего? — Коленька очень не эстетично на меня вытаращился. — Чего?
— Убили, говорю, — тоскливо повторила я, а потом поведала ему обо всем, что видела и слышала, не забыв упомянуть про нерадивого ОМОНовца. А закончила повествование следующей фразой. — А потом стыбзил у меня стилет, чтобы вы на меня подумали.
Геркулесов внимательно меня выслушал. Потом замер, и начал что-то гонять в своей светловолосой голове. После внушительной по времени паузы, выдал:
— Не пойдет.
— Что не пойдет?
— Версия ваша.
— Почему?
— Маразм, потому что.
— Как это? — не поняла я.
— Очень просто. — Он тоскливо посмотрел на подъездную дверь, наверняка, примериваясь бежать. —
