скрепленный двумя шнурками. Наряд хорош до неприличия, и до того же откровенен. Купила я его в порыве гнева на судьбу за свое одиночество, думала, что как облачусь в него, так сразу к моим оголенным ногам упадет какой-нибудь роскошный кавалер. Купить-то купила, да вот выйти в нем в свет (да что там в свет, хотя бы из квартиры) так и не решалась. До сегодняшнего дня.
В дверь заколотили. Прикрываясь ковриком Муслима, который сорвала с веревки для сушки белья, я открыла. На пороге, весело скалясь, стояли мои подружки Сонька и Ксюша.
— Ты чего колотишь? — напустилась на меня Сонька, протискиваясь в квартиру.
— Пора, — я постучала по циферблату своих часов.
— Знаем, — заверила Ксюша, растеряно оглядывая мой наряд. — Почем попонка?
— 160 долларов.
— Полторы сотни баков за накидку, напоминающую кошачий половик?
— Какой… — приготовилась возмущаться я, но, опустив глаза, поняла удивление подруги и прыснула. — А, ты вон о чем! Это не мое, это Муслима…
— Тогда зачем ты его примеряешь? — резонно удивилась Ксюша и попыталась оторвать половик от моего тела. — Ты же не в нем поедешь? Ты хоть и экстравагантная дама, но не настолько же. Чего под ним-то? — она вновь дернула за край коврика, но я вцепилась в него мертвой хваткой. — Да отпусти ты! Дай посмотреть.
— Не дам! Я лучше переоденусь, — заверещала я, пятясь.
— Сымай, говорю, попону!
— Нет! — решительно гаркнула я и отошла еще на шаг. И в тот момент, когда я уже почти переместилась в комнату, моя нога зацепилась за приготовленный к выходу ботинок. Нога зацепилась, я пискнула, покачнулась и, взмахнув ковриком как флагом капитуляции, плюхнулась на пятую точку.
— Вот это да! — восхитилась Сонька, увидев мое заголившееся бедро и перечеркнутую двумя золотыми лямками спину.
— На-рма-льна! — выдохнула Ксюша.
— А не слишком? — робко поинтересовалась я, безрезультатно натягивая подол на колени.
— Слишком только цена, отдать 160 баксов за носовой платок с двумя веревками — это жест достойный миллионера, — Ксюша подала мне руку, помогая встать. — Подымайся, а-то застынешь в своем полупердяйчике. И одевайся давай, опаздываем.
— Может, лучше переодеться? — я сделала последнюю попытку к отступлению.
— Некогда, раньше надо было думать, — отбрила меня Сонька и, набросив мне на плечи пальто, потащила к двери.
К остановке мы подбежали, когда водитель уже закрывал дери, готовясь к отбытию. Запрыгнули, запыхавшиеся, в салон, упали на неудобные кресла. Я тут же начала утирать слезки, которые вечно выступают на глазах при любой природной аномалии (причем, мои капризные органы зрения аномалией считают и дождь, и снег, и ветер, и слишком яркое солнце), Сонька слюнями оттирать с сапога несуществующую грязь, а Ксюша считать деньги. После недолгих умственных упражнений подруга подвели итог:
— На вход и пару бутылок хватит.
— Куда так много? — испугалась Сонька. — Одной хватит.
— Тебе точно хватит, — пробурчала Ксюша, прекрасно осведомленная об особенностях поведения своей приятельницы, когда та подопьет.
Ксюша была третьей нашей «не разлей вода» подругой. Дружили мы с раннего детства, так как жили в одном доме, вместе ходили в сад, потом в один класс школы, и, наконец, поступили в один институт. Закончила сие учебное заведение лишь Сонька, мы же с Ксеней, хоть и подавали большие надежды, его бросили. Я по причинам уже вам известным, а Ксюша потому, что на 2-ом курсе выскочила замуж. Надо сказать, что после институтского брака у подружки было еще два, один законный, другой гражданский. И все они кончились разводом, в том числе и последний. Сейчас Ксюша собиралась замуж в 4-ый раз, надеясь, что и этот брак не продлиться больше года, ей, видите ли, надоедало жить с одним мужиком больше этого срока.
Вообще Ксюша и ее три мужа достойны отдельной книги, поэтому не буду посвящать вас во все перипетии ее семейных жизней, скажу только, что все мужья Ксюшу обожали и не один не позволил ей работать, поэтому пока мы с Сонькой зарабатывали себе пенсию и нарабатывали стаж, наша третья подружка коротала дни за пролистыванием модных журналов и трепотней по телефону.
Тем временем, автобус уже выехал за пределы города, за окнами замелькали частные домики, колодцы, густые лесонасаждения и прочий периферийный ландшафт. Тут я вспомнила, что мы так и не выяснили, на чем будем добираться домой, и спросила об этом своих товарок.
— Ясно на чем, на последней электричке, — ответила Ксюша, томно потягиваясь. — Она в 0-30.
— Поперлись за 7 верст водку лакать, — забубнила Сонька. — Будто в городе нашем мест приличных нет.
— Есть, — горячо воскликнула Ксюша. — Только на твою учительскую зарплату там не разгуляешься.
— Что обязательно в барсеточные кабаки ходить? — продолжала упорствовать Соня. — Можно и в дискотеку.
— Ну какие тебе дискотеки, старушка? Там твои ученики колбасятся. Причем обкуренные и пьяные. Нам, шикарным женщинам, — Ксюша горделиво повела плечами, — пора посещать более солидные заведения.
— И бар в занюханном военном городишке ты считаешь солидным заведением?
— Этот городишко финны строили, он, как игрушечка: красивенький, современный, а видела бы ты, какой там ночной клуб. Закачаешься. Да, Лель? — Ксюша призвала меня в свидетели потому, что мы вместе с ней посещали это заведение месяц назад.
— Ага, — подтвердила я, с облегчением захлопывая пудреницу — наконец, мой раскрас был восстановлен. — Данспол отличный, столиков много, цены низкие, обслуживание отличное. Чего тебе еще надо?
— Ну-у не знаю, — промямлила Сонька. Но по блеску ее глаз я поняла чего. И, сделав мечтательное лицо, пропела:
— А какие там мужики! Все, как один, подтянутые, хорошо одетые, воспитанные.
— Так уж и все? — недоверчиво хмыкнула подруга, но крючок, как я поняла по глазам, теперь уже мерцающим, заглотила.
— Почти, — авторитетно подтвердила я, а потом, зная о ее любви к мужчинам в форме и красивым автомобилям, добавила. — Они же военные, преимущественно в чинах. К тому же недавно из ГДР расформированные, все на крутых тачках.
Сонька мечтательно вздохнула и затихла. А автобус, сделав крутой вираж, остановился у конечной остановки.
Прошел час, с того момента, как мы вошли в этот полутемный зал, с зеркальной стойкой, пластиковыми столами, флюрисцентными лампами, из-за которых Сонькино белое белье под платьем светится так, будто и нет на ней этого самого платья, Ксюшины зубы сверкают и кажутся лошадиными, а мои белые волосы похожи на седые лохмы.
Было уже больше 9 часов, а мы все еще оставались трезвыми. Оно и понятно, выпили мы, по нашим меркам, совсем немного — бутылку водки и два литра пива, к тому же закусили прилично — съели по сосиске и по пачке чипсов. По этому за столиком сидели скромно, лишь осторожно оглядываясь на мужиков и танцевать совсем не хотели.
— Еще бутылочку? — робко предложила Сонька. Она знала, что мы поклялись контролировать каждую каплю спиртного, попавшего ей на язык.
— Еще? — посмотрела на меня Ксюша, которая в этот день угощала.
— Можно, — прикинув, согласилась я.
— А она… — подруга кивнула на Соньку, — буянить не начнет?
Я пристально посмотрела на Сонечку, но та показалась мне совсем трезвой, по этому я дала добро:
— Заказывай, вряд ли от 150 грамм она окосеет.
