отделение:
– Подонок! Ты больше здесь не работаешь! Ты в моем доме больше не живешь! Если задержишься здесь на минуту, под суд отдам, мерзавца такого!
После этого начался период, который он и не помнил толком. Что-то с ними всеми происходило. Рыдала Нина, в доме постоянно пахло сердечными каплями, сестра Марина переехала к ним, чтобы помогать вести междусемейные переговоры. Константин Николаевич успел выполнить требования жены и сына – отправил Ваню в Америку, устроил там в частную клинику, из которой его, впрочем, очень быстро выгнали. Константин Николаевич в это время уже лежал в больнице с инсультом. Вышел оттуда грузным, больным стариком. Золотые кудри стали наполовину серебряными, и навсегда закрылся один голубой неотразимый для женщин глаз. А в его доме пролегла линия фронта. Нина не собиралась прощать ему разлуку с сыном. Он напился через несколько дней после больницы и с тех пор даже не пытался заснуть трезвым.
ГЛАВА 8
– Бесценная ты женщина, – произнес Игорь, окинув взглядом накрытый Аленой стол. – И до сих пор свободна? Или не совсем?
– Знаешь, всегда не могла терпеть историю. Все эти порабощения, освободительные движения, партизанские подвиги, праздники со слезами на глазах. Давай без этого. Я бы только уточнила: моя бесценность в твоих глазах, это что – способность вовремя оказаться рядом, умение готовить или достоинства водителя?
– Ты за кого меня принимаешь? – искренне удивился Игорь. – Я что, похож на меркантильного мерзавца? Да мне не нужно ничего. Я честно удивлен тобой как человеком, как женщиной. Ты кажешься мне безупречной. Я не встречал никогда таких. Вот мы столько общаемся в разных, тяжелых в основном, ситуациях, но я не нахожу в тебе недостатков.
– Спасибо, – просто сказала Алена. – И давай торжественную часть, посвященную мне, завершим. Просто поедим. Я тут кое-что приготовила на десерт. Кстати, все забываю у тебя спросить: ты сластена?
– Слушай, а я не знаю, – растерянно пожал плечами Игорь. – В детстве, конечно, любил конфеты, мороженое, пепси-колу. Катя часто покупала сладкое, когда сын с нами жил. Мне нравилось, если они мне что-то оставляли. А думать об этом, как об отдельном вопросе, как-то не приходилось.
– Ну, тогда решим в процессе. Скажу честно: салаты покупные, осетрина и балык в нарезке. Из выпивки – итальянский вермут и французский коньяк. А вот десерт – произведение моих рук и, надеюсь, мне за него не будет стыдно. Я сама не то чтобы очень люблю сладкое, просто иногда чувствую в нем нестерпимую потребность. Мозги, что ли, еще развиваются. Но в этом случае пряники из магазина меня не устраивают. Сама пеку. Рецепты собираю.
– Да ты вообще женщина штучная, думаю, тебе все нужно только особенное… – Игорь впервые за время их знакомства серьезно посмотрел Алене в глаза и долго не отводил взгляд.
– Возможно, – прервала она затянувшуюся паузу и протянула ему бутылку коньяка. – Открой, пожалуйста.
Игорь отдыхал. За окном уже было совсем темно. В больнице все спят. Значит, сегодня не нужно бояться неожиданных звонков, неприятных известий, можно выдохнуть до утра этот постоянный, измучивший его страх. В квартире было прибрано, уютно, красиво накрыт стол. Его кормили, за ним ухаживали вот уже столько дней, от вина приятно кружилась голова, растворился камень на сердце. И эта странная женщина, которая так хорошо к нему относится, она ведь такая шикарная, эффектная. Он к такой, наверное, сам и подойти бы побоялся. Игорь посмотрел на Алену, блаженно улыбнулся и сдержал очередной комплимент. Наверное, они у него топорно получаются, а она или очень скромная, или привыкла к похвалам, знает себе цену.
– Я к тому, – сказал он, – что пора бы и сюрприз предъявить. Я тут подумал и решил, что люблю сладкое.
Алена открыла духовку и с озабоченным, вдохновенным лицом стала выкладывать на блюдо красивые ароматные квадратики.
– Пробуй, – требовательно сказала она Игорю и с напряжением эксперта следила за выражением его лица, когда он в два приема съел первый кусочек, потом с округлившимися от удовольствия глазами проглотил еще несколько.
– Я мог бы жизнь прожить и не знать, что такая вкуснятина существует. Скажи хоть как называется, из чего это?
– Чизкейк с финиками, – с достоинством профессионального кулинара объявила Алена. – Хорошее тесто с начинкой из сливочного сыра, сметаны, меда, лимонного сока, фиников, изюма. Главное в выпечке – чувство пропорции. Ты ешь, пока теплые. – Она отвернулась к плите и добавила: – Я оставила для Кати. Просто разогреешь утром в духовке, положишь в кастрюльку и в теплый платок завернешь.
– Да, понял, – сказал Игорь. – Честно говоря, я так наелся, что чувствую себя фаршированным поросенком.
Он вышел в ванную, долго умывался горячей и холодной водой, затем тщательно чистил зубы. Когда он вернулся в кухню, Алена домывала посуду. Она все делала лучше и быстрее бытовой техники. Он молча встал за ее спиной. Она легко прижалась коротко стриженным затылком к его лицу. Он коснулся губами ее душистых волос и почувствовал, что десерт на самом деле еще только будет.
В щель между шторами заглянула любопытная звезда. Игорь лежал на кровати, слушал шум душа и не мог оторвать взгляда от этой звезды. Она была началом неожиданного приключения. Алена скользнула к нему бесшумно, легла рядом, но не коснулась его. Он протянул к ней руки.
Игорю не с чем было сравнить то, что с ним происходило. Его отношения с Катей настолько неприкосновенны, что о сравнении речи быть не могло. Другого опыта практически не было. А сейчас как будто кто-то сказал ему: ты узнаешь новое наслаждение. И будешь удивляться, и не сразу поверишь, что это происходит с тобой. Но самое главное – тебя убедят в том, что ты этого достоин. Игорь не потерял контроля над собой ни на минуту. Он чувствовал себя таким сильным, желанным, могущественным в эту ночь с Аленой, как никогда в жизни. И запоминал себя таким. Он видел все, как будто со стороны: ему принадлежит, изнемогая от страсти, великолепная женщина. Ее прямая спина и красивые плечи, маленькая беззащитная грудь, плоский живот, длинные ноги – все это существует только для него. Ему не было неловко, когда Алена целовала ему руки, зажигала бра над кроватью, чтобы любоваться его лицом и телом. Он только удивился. Он думал, что любоваться можно только красотой женщины, ребенка, цветка. Он был неутомим, но ей, казалось, его не хватало. Игорь даже не догадывался, как внимательно слушала она каждый его вздох, как прятала в памяти любое, самое незначительное проявление нежности. Она не ждала признания в любви. Она ждала всего лишь знака: мы друг другу не случайные люди. И на рассвете он заглянул ей в глаза так глубоко, что мог рассмотреть ее душу. Сказал: «Я рад тебе. Ты просто солнце в моей жизни». Это было больше, чем она ждала. Алена, наконец, расслабилась, потянулась, почувствовала счастливую усталость и засмеялась, представив себе, как крепко и безмятежно они уснут сейчас рядом, чтобы вместе проснуться. И они действительно провалились в сон почти в одну минуту.
Она проснулась от какого-то неясного звука. Игорь лежал лицом в подушку и что-то быстро, горячо говорил, как это делают люди во сне. Она сначала не разобрала ни слова. Протянула к нему руку. Боже! Его лицо и подушка под ним были мокрыми от слез. Она услышала: «Моя прекрасная девочка. Я не знаю, как тебя найти. Моя Катя. Мне приснилось, что ты моя дочка. Я плачу всю жизнь…» Алена встала с постели, чувствуя страшный холод и протест чужих стен. Она стучала зубами под горячим душем, долго терла жестким полотенцем свое тело, ставшее ей постылым, а перед тем как выйти из ванной, до крови прокусила себе ладонь, чтобы сдержать вой.
Катю как будто кто-то толкнул среди ночи. Она сунула ноги в тапки и тихонько выскользнула в коридор. Пробежала по нему до окна. Прижалась лицом к холодному стеклу. Двор был таким же пустынным, как кусочек улицы, видневшейся за забором. Ни души. Ее сердце билось в груди, как в клетке. Ей легче умереть, чем вынести это одиночество и безнадежность заточения. Вдруг на улице показался силуэт высокого мужчины с лопатой. Он чистил снег у гаража. Может, это Игорь? У него нет ни гаража, ни машины, ни лопаты, но если она сейчас не убедит себя в том, что это он, то просто не доживет до утра.
Константин Николаевич не пил и не спал. Он не пил, потому что не хотел
