его двойник, как это случилось с Загранцевым! А может быть, и вы тоже теперь не настоящий Константин Сергеевич? Подумайте-ка на досуге, мог ли настоящий молодой следователь Груздин так быстро и безошибочно разобраться в сложной ситуации с Загранцевым.
Васильев засмеялся и вразвалку зашагал к своему кабинету.
Когда Костя вернулся от машинистки, его позвали к телефону. Звонил Загранцев.
— Простите… — послышался в трубке смущенный голос. — Мне жена ничего толком объяснить не может…
Что я мог тут натворить, если… меня не было в городе?
— А когда вы приехали? — поинтересовался Костя.
— Вот только с поезда… И ничего не понимаю!
— Вы можете сказать, где были последние десять дней?
— Разумеется… Хотя вы можете и не поверить — был в плену у леса. Заблудился и не мог выбраться. Да к тому же подвернул ногу-три дня гостил у лесника.
— Еще вопрос, Виктор Ильич: вы помните, что с вами произошло в предобеденное время двадцать девятого июня?
На том конце провода возникла пауза.
— По-моему, да, — ответил наконец Загранцев. — Я ходил за реку в лес. Ну и… заблудился. Вот и все.
— А перед тем как войти в лес?
— Перед тем как войти в лес… Ну, разумеется, был на опушке.
— Ничего странного не наблюдали?
— Нет.
— Пар или туман?
— Да, да, помню. Туман был. Но это был обычный туман. Я проскочил сквозь него — вот и все.
— И пошли в лес?
— Совершенно верно. Но, простите, Константин, э… Сергеевич, объясните, пожалуйста, что все это значит?
Костя с усилием провел рукой по лбу, взглянул на часы.
— У вас найдется время встретиться со мной вечером? — спросил он.
— О, конечно!
— Тогда я жду вас ровно в пять.
Они встретились в пять, А в шесть уже стояли на берегу Сужи за мрачноватыми бурыми холмами лигнина и с тревогой смотрели за реку: с той стороны медленно надвигалась сизая туча тумана. Она ползла широким фронтом, утопая в тени прибрежного леса, ползла угрожающе тихо-даже птицы примолкли, — и казалось, никакая сила не могла остановить ее.
«Грядет день! Грядет день! — молотом стучали в мозгу слова старика Анциферова. — Натерпелась она, матушка, от нас, от людей, ох как натерпелась!»
— Вот и дождались!
Костя узнал басок Васильева, но не оглянулся. Несколько минут назад он видел, что шеф стоял рядом с директором комбината и нервно постукивал пухлым пальцем по пуговице пиджака. Там же, с ними, и Семен Ипполитович.
— И вы что же, всерьез хотите напугать меня этой штукой? — вполголоса пророкотал директор.
— Делайте выводы сами, Николай Петрович, — отозвался Васильев. — Эта, как вы изволили выразиться, штука идет на ваш комбинат, и вам, как капитану, нельзя покидать своего мостика, когда корабль в беде.
И главному инженеру тоже. Не так ли? А что таится в этой штуке, наверно, и самому господу богу неизвестно!
— Меня больше пугает ваш строгий прокурорский надзор, Василий Васильевич, а какой-то там туман…
«Грядет день! Грядет день!»
— Кто же был тот… другой? — оборвал мысли голос Загранцева.
Костя отвел глаза от завораживающего тумана.
— Ученые разберутся, — не сразу ответил он. — Но, полагаю, их мнение не во многом разойдется с нашим: по-видимому, это сгусток материи, рожденный накопившейся энергией протеста так называемой низшей биосферы.
— Протеста против деяний человека?
— Безусловно.
Загранцев недоверчиво приподнял плечи, однако выражение лица его оставалось серьезным.
Васильев окликнул Костю:
— Идемте отсюда! И вы, Семен Ипполитович. Пусть администрация комбината сама отчитывается за свои беспорядки перед окружающей средой.
Костя чуть задержался, почему-то виновато взглянул на Загранцева:
— Прощайте, Виктор Ильич.
— До свидания.
Загранцев не отрываясь смотрел за реку. Профиль его был грустный и строгий, губы плотно сжаты… Наверно, все же что-то вошло в его сознание от того, другого Загранцева, иначе не было бы в нем столько скорби.
Выйдя на дорогу, Костя оглянулся. Огромное облако тумана вынырнуло передним краем из тени леса и в лучах заходящего солнца светилось, словно раскаленное…
Что оно такое-предостережение природы, попытка образумить человека или решительное наступление, направленное на защиту своих прав?
Этого пока никто не знал.
