Костя остановился и недоверчиво посмотрел на Анциферова:
— Где же теперь цветок?
— Нету, — уверенно сказал тот. — Разослал своих посланцев к людям-и ладно. Чего ему больше делать?.. Да ты не бойся, мил человек, Венька врать не станет, не сомневайся!
Долго шли молча. Анциферов хитро усмехнулся:
— Эк я тебя ошарашил!
— Да, — признался Костя. — Но у вас есть свои какие-то догадки в отношении тумана и вот этого… цветка? Что они такое, по-вашему?
— Что? А ты все еще не догадался?
Анциферов долго держал в толстых непослушных пальцах помятую пачку «Севера» и только теперь вспомнил, что хочет курить. Он внимательно оглядел вынутую папиросу и начал искать по карманам спички.
Костя протянул ему зажигалку.
— Благодарствую, — сказал Анциферов. — Так в самом деле не знаешь?
— Нет.
— Хм… Ну вот, к примеру, был бы ты мальчонком, а тебя беспрестанно обижали б драчуны постарше. Что б ты делал? Ежели покладистый да терпеливый, пытался бы как-то приспособиться, держаться в сторонке, не мешать. Ну а уж коли они, эти драчуны, совсем бы тебя одолели и ежели бы ты не нашел с ними никакого сладу, ты бы сам замахал кулаками, а после, может, и куснул бы их!.. Вот так и тут, с природой.
— Значит, вы считаете…
— Считай не считай, мил человек, а натерпелась она, матушка, от нас, ох как натерпелась!
4. Трудный разговор
После обеденного перерыва Васильев пригласил к себе в кабинет помощника. Предложил сесть.
— Семен Ипполитович, — начал он осторожно, — я ценю вашу долголетнюю работу в прокуратуре, ваш богатый опыт, но, простите… не могу понять, как вы, уважаемый всеми Семен Ипполитович, сквозь пальцы смотрели на то, как ведется дело Загранцева. Ну, смотрите, на что это похоже! — Васильев раскрыл папку. — Где вы умудрились набрать таких свидетелей? Один лежал в психиатрической, другой был пьяный, третий еще черт знает что!
— Какие уж есть, Василий Васильевич, — скромно возразил Семен Ипполитович. — Других по данным эпизодам просто не было.
Васильев протестующе приподнял над столом руку:
— Затем, как вы распорядились сто двадцать второй статьей УПК? Вы дали санкцию на арест в тот момент, когда Загранцев уже удрал из КПЗ!
— Кто же мог предполагать… И потом, он не удрал, а исчез.
— Удрал! — жестко повторил прокурор. — И не ищите вы себе забот! Исчезнуть может призрак, исчезнуть может мираж, а преступник совершает побег — не мне вас учить, Семен Ипполитович!
— Но здесь особый случай, я же докладывал вам: Загранцев имеет такую способность-исчезать. Как это происходит, пока не ясно. Его просто бесполезно арестовывать…
— Подождите. Кто дал санкцию на арест?
— Я.
— Вы. Так почему это не выполнено до сих пор?..
Помощник видел, что прокурор не в духе, придирается к мелочам, упорно не хочет понять очевидного — того, о чем говорилось уже не раз, — и ему стало неприятно.
Он с нетерпением ждал окончания разговора.
— Учтите, Семен Ипполитович, — продолжал тем же недовольным голосом прокурор, — о неблаговидных деяниях Загранцева знает весь город, и уже кое-кто, нечистый на руку, пытается под шумок разбогатеть за его счет-те же Травкины, те же Журины… Правда, к чести Груздина, они уже разоблачены.
Семен Ипполитович медленно кивнул:
— Константин Сергеевич в этом вопросе выбрал верную позицию: он был убежден, что Загранцев ни на что подобное не способен, и оказался прав. Да и зачем ему?
Васильев красноречиво вскинул плечи:
— Симпатизировать преступнику…
— Вы опять о том же, Василий Васильевич! Здесьособый случай и…
— Послушайте! — Прокурор поморщился. — Перестаньте вы, в самом деле, с этим особым случаем — уши режет! — Он встал и прошелся до двери и обратно, потирая шею. — В общем, не знаю, чем закончится расследование, — ваша версия, мягко говоря, слишком фантастична! — но уж коли начали это дело вы, так вам его и заканчивать.
5. Снова в городском парке
Костя спустился с насыпи. Позади остался железнодорожный мост, по которому только что прогромыхала его электричка, впереди, за огородами, белели первые дома Привольного.
Был теплый приятный вечер. Рабочий день закончился, и Костя с досадой думал о том, что, если бы не задержался так долго в Акимове, успел бы застать Семена Ипполитовича на месте. А теперь что? Звонить ему домой? Вроде как-то неловко. И все же другого выхода не было. Костя позвонил сначала домой Семену Ипполитовичу, затем в прокуратуру. Ни там, ни там его не оказалось. Беспокоить Васильева побоялся: вряд ли тот ответит согласием. Ведь веских оснований для официального вызова профессора Ильина нет. А одной «философии» Анциферова и его, Костиных, умозаключений вряд ли достаточно для такого важного решения.
Тропинка пахла мятой и клевером. И еще чем-то…
Да, мазутом. Это оттуда, с насыпи. Если б не ветерок, пахло бы только травами и речной тиной… Впрочем, он опять отвлекся. Это самый простой способ оправдать свою нерешительность.
Наплывшие было сомнения стали постепенно рассеиваться, уверенность возвращалась снова, И снова росло убеждение в необходимости приглашения профессора Ильина. Убеждение это укреплялось, затвердевало, словно цемент. Ведь главное — поставить Ильина перед фактом, начать разговор обо всем случившемся здесь, создать благоприятную атмосферу и тем самым заранее подготовить ученых к предстоящему контакту… А приглашать профессора надо именно теперь, по горячим следам, пока не упущено время.
И еще одно: не мешало бы найти Загранцева. Сейчас. Просто несколько неотложных вопросов — и все.
На это, видимо, уйдет немного энергии.
Костя свернул с тропинки и напрямик, по лугу, направился к городскому парку. Может быть, новая встреча даст одно из тех веских оснований, которые заставят Васильева быть более уступчивым?
Он стал обдумывать разговор с Загранцевым — время есть: вряд ли тот отыщется сразу. Необязательно же он должен быть в этом парке, — город большой.
Костя нырнул в тень, и тут же на него пахнуло влажной прохладой. Идти по центральной аллее не имело смысла: в такие часы Загранцев любил безлюдность и тишину. Значит, надо заглянуть в глушь, поближе к реке… Размахивая папкой и ускоряя шаг, Костя вышел на прибрежную аллею.
Загранцев сидел на скамье в своей излюбленной позе — запрокинув голову и положив обе руки на ребро спинки скамьи. Глаза его были закрыты.
— Рад, что пришли, — сказал он негромко и хрипловато. — Хотя… Мы же отлржили разговор на
