Да, Костя недавно здесь, но от жены узнал столько о прошлом района, что теперь мог в одну минуту восстановить в памяти все, что было тут раньше. Разительные перемены тревожили его, и он пытался отыскать какие-то пути, какие-то компромиссные решения, которые позволили бы если не свести до минимума конфликт с окружающей средой, то, во всяком случае, не усугублять этого конфликта в дальнейшем…
Знаний пока маловато. Специальной литературы тоже. А человек тем временем все ближе и ближе к гибели. «Идет к ней с песнями», как грустно выразился Загранцев…
— Здесь, гражданин следователь, — вошел в сознание голос Анциферова. Костя остановился. — Вот тут я стоял. А туман тот выполз прямо из леса и вроде как бы окунулся в реку. И дальше не пошел — видно, силы набирался.
— В каком месте?
— Где выполз-то? Да вон там — промеж тех двух березок и холмом. Полз неспешно, вроде как бы принюхивался или вроде как бы искал дорогу.
— Он похож был на туман?
Анциферов с сомнением качнул головой:
— Отродясь такого не видывал. Поначалу думал, дымом из лесу потянуло пожар. АН нет, запах не тот.
— Чем же пах этот… туман?
— Чем? Да лесом и грозой. Одним словом, тремя стихиями: небом, землей и водой.
— Ладно. — Костя подергал ворот рубахи: было жарко. — А где стоял человек, которого вы видели?
— Поначалу он не стоял — сидел. Вон на той поваленной сосенке. А как увидал туман, тут же поднялся и долго глядел на него, будто околдованный. Анциферов достал из пачки надломленную папиросу, неторопливо послюнявил ее и прикурил. — А уж после, как туман напился из Сольмы, тот человек подошел ближе, протянул, значит, руки, а после и сам туда сунулся.
— И обратно не вышел?
— Не вышел. Может, наскрозь прошагал, а может, и там остался. Чего не видал — врать не стану.
— Скажите, Григорий Федотович, как выглядел тот человек?
— Как выглядел-то? Да обыкновенно. Здоровый такой, высокий. Белобрысый… А вот одежда… Вроде на нем был коричневый костюм в клетку, черные штиблеты — все как положено.
— Вы не окликнули его?
— К чему кричать-то? Ежели б топиться стал…
— Ну, хорошо. Поговорим еще о тумане. — Костя пристально вглядывался в пространство между холмом и двумя березками, стараясь представить себе то, что здесь произошло двадцать девятого июня. — Какой он был из себя?
— Туман-то? Так такой и был — густой, плотный, чисто каша манная. Ежели по цвету-так сизый, малость даже лиловатый — это где тень.
— И долго он оставался на месте?
— Да нет, через полчаса, должно, ушел обратно.
— В лес?
— А то куда ж. В лес. Опять же неспешно, степенно.
— Странный туман.
— Странный… Старики говаривали… — Папироса у Анциферова окончательно развалилась, он задумчиво бросил ее на землю и придавил каблуком. Новую закуривать не стал. — Старики говаривали: грядет, мол, день, когда люди почуют дух трех стихий, — то напасть на них большая пойдет. Вот так-то, гражданин следователь. Сами накрутили-навертели, а теперь не ведаем, что и делать. А день-то грядет!
У Кости по спине пробежал холодок. Ему стало жутковато от слов Анциферова, который сам по себе вовсе не был страшным, наоборот добродушный, с чистыми детскими глазами, чуть выцветшими от долголетнего вглядывания в мир. Пугало то спокойствие и то убеждение, с какими он говорил о грядущем дне.
— Это ты тож запиши себе, мил человек, — может, эт-то главнее всего и есть, про день-то. А еще можешь записать, что наши деды да прадеды намного мудрей нас были-знали, что к чему. А вот мы не знаем. Возвеличили свою технику, а она, милая, ни хрена бы не значила, не будь наших лесов без конца и края!
Костя с удивлением и уважением посмотрел на Анциферова: простой деревенский житель сказал ему то, что знает далеко не каждый. В самом деле, если бы растения не обладали способностью к фотосинтезу, не было бы кислорода ни для двигателей, ни для доменных печей, не было бы условий для жизни и самого человека.
— Это любопытно, — сказал Костя. — И верно.
— Верней некуда. Конечно, люди нынче умные — вон куда прыгнули! Анциферов указал в небо. — Только ведь ум-то уму рознь. Вот ежели, к примеру, понастроили труб разных, так надо было сразу покумекать и насчет того, как удержать дым, не выпускать его в атмосферу. Иль те же отбросы на заводах… Не-е, не то нынче стало, не то, мил человек.
— К сожалению, вы правы, Григорий Федотович. А теперь давайте осмотрим то место.
— Чего ж глядеть-то? Я глядел-каждая былинка в сохранности и следу никакого.
И все же пошли. Внимательно изучили каждый метр на опушке и в лесу не меньше чем на сотню метров в глубину, — но ничего заслуживающего внимания не обнаружили. Направились обратно к деревне.
— Григорий Федотович, — начал снова разговор Костя, — согласитесь, что все это мало похоже на правду? Вы в тот день случайно не…
— Эх, мил человек, думаешь, ежели я выпил малость, так и… Не-е. Эту дрянь употребляю нечасто. А тогда кум налил полстопки за рождение внучки, только и делов-то. Так что, считай, был все одно что трезвый.
— Ясно.
— Ничего тебе не ясно, как погляжу! — Анциферов качнул кудлатой головой. — Туман тот порожден законами жизни. Тут ему и место.
— Что вы имеете в виду?
Анциферов цепко взглянул на Костю, как бы размышляя, доверять ли ему сокровенное, потом все же решился:
— Я так разумею, мил человек: жизнь ведь штука мудрая. Все вот это…Он обвел взглядом небо и все, что было впереди и кругом-лес, луг, реку… — Все это создавалось мильенами годов, и все как есть друг с дружкой спаяно накрепко. Ну, к примеру, солнце нагревает землю, стало быть, улетучивает влагу, влага подымается к небу, а оттуда опять же дождем проливается на землю. Все связано, мил человек, понимаешь? Круговорот. А попробуй-ка поставь заслон солнцу! Вот то-то. — Анциферов тяжко вздохнул, и глубокие морщины резче обозначились на лбу. — Люди, мил человек, творят дела великие, но и опасные дела!
— Все это правильно, Григорий Федотович. — Костя шагал, закинув руки вместе с папкой за спину и глядя под ноги. — Все правильно.
— Да уж куда верней. Вот намедни Санкова Ивана сынишка тут цветок видал. Ну, цветок не цветок и дерево не дерево — в полсосны этой будет, — то будто стекло, то будто молоко тебе парное. И говорит, переливается цветом, однако все ближе к сизому да лиловому.
— Я что-то ничего не пойму, — сказал рассеянно Костя.
Анциферов слегка приподнял одно плечо:
— А ты вникай, мил человек. Вникай. Ведь ежели тот цветок диковинный, так и предназначение его, надо думать, особое. Верно ведь? Вот Венька подошел к цветку тому ближе, и веришь ли, услыхал, как загубленная березка стонет, как поломанный куст охает, как воздух задыхается… А с цветка того, говорит, будто семена слетают… такими, говорит, клубочками пара. И летят, летят во все стороны…
