– Пойдем на кухню, – неожиданно участливым голосом сказал Хабад. – Я сам скажу шеф-повару, что ты отлучился по моему приказу.
И, оставив Шибака в кабинете, они вышли через черный ход. Хабад вел повара вовсе не на кухню, но тот ничуть не удивился. Он покорно шел следом за генералом. Вскоре они свернули в боковой коридор и очутились в маленькой квадратной комнатке без окон, со стенами и полом, покрытыми красной кафельной плиткой. Хабад остановился, неторопливо достал из кармана опасную бритву с чудеснрй перламутровой ручкой и протянул парню.
– Держи!
Повар взял, крепко сжал в руке. Он смотрел при этом только на генерала, и Хабад видел в его зрачках лишь свое собственное отражение.
– А теперь перережь себе горло! – И отступил на шаг. С трехсекундным колебанием (Хабад попытался засечь время задержки по хронометру) повар поднес бритву к горлу и неуверенно провел лезвием. Оно было великолепно заточено, и кровь брызнула. Парень дернулся, вскрикнул.
– Сильнее! – рявкнул Хабад. – Режь сильнее!
…Все было кончено. К сожалению, на строгий полевой мундир Хабада попало несколько капелек крови. Он вышел в коридор, плотно закрыл за собой дверь, а потом нажал неприметную кнопку, заделанную в косяк. В комнате чуть слышно заскрипел механизм, задвигающий пол в стену. Тело тяжело плюхнулось в воду, пролетев вниз несколько метров. Потом зашумели струи, смывая кровь со стен. Генералу было очень жалко своей любимой бритвы, но в этой жертве тоже заключался смысл: ничего истинно ценного не обретешь, ничего при этом не потеряв…
Переодевшись, он вернулся к “профессору”, спокойно ожидавшему его в кабинете.
– А где же этот повар? – без особого интереса осведомился Шибак. – Наверное, надо его расколдовать…
– Успеется, – спокойно глядя “профессору” в глаза, ответил Хабад. – Его смена кончилась, и он уже ушел домой.
Больше Шибак о поваре не вспоминал.
– В целом я удовлетворен, однако реакция немного запаздывает и нет уверенности в действиях. Поэтому вам придется работать в составе трио. Уж не обессудьте, профессор. На сумме гонорара это никак не отразится…
– Но это же просто дикарь, – возопил Шибак, узнав, с кем именно ему придется работать.
– У каждого свои методы. Вы оба должны подкрепить своим даром мои слова, чтобы народ как один человек поднялся на восстановление разрушенного войной, чтобы в мое искреннее желание возродить величие Родины поверили лучшие умы страны и принялись обучать население грамоте, умению полезно трудиться… Словом, уши народа должны быть открытыми для моих слов.
– Уметь слушаться вас…
– При желании можно сформулировать и так. У каждой стадии развития общества свои задачи. На нашей, родоплеменной, иным способом бесконечную грызню за угодья и водопои не прекратишь, нормальной жизни не построишь: нужен лидер, который поведет за собой всех…
– …Христианский бог – обман, утешение для слабых, кандалы для сильных, смерть для всякой надежды на свободу. Демократические идеалы – подлый обман, последняя стадия, предел обмана… Все покупается и все подкупаются – и это называется воплощением воли народа?! Если только их народ – это стадо баранов, которое можно приманить пучком соломы… Свободы, подлинной свободы духа – там, на Севере – никогда не было и нет. Здоровые человеческие отношения – семейные, родовые, племенные – извращены и безнадежно втоптаны в землю. Тело человеческое служит одному лишь разврату, оно продается подобно хлебу или автомобилям. Не осталось абсолютно ничего святого, а враждующие между собой христианские церкви неустанно поливают друг друга грязью, любыми средствами зарабатывают деньги на свою сытую жизнь и беспрерывно лгут, благословляя царящий распад, крах государства, нравственности и самого человека. И честным людям, если они еще остались на Севере, уже не к кому обратиться за защитой. Ведь они не знают Мамбуту, и Мамбуту не знает их…
Верховный шаман красно-черного духа Мамбуту Пага-лусу Третий тоже был тайно вывезен сюда – из священного городища Арваку. Его взяли сразу после Великой Пляски.
Поначалу Пагалусу был помещен в одной из задних комнат личных апартаментов Хабада. Когда генерал наконец соизволил появиться там, он сразу же почувствовал тяжелый дух, исходящий от верховного шамана, несмотря на все усилия мощного кондиционера. Это был толстый старик в длинной, некогда белой юбке, с голым лоснящимся торсом и почти женской грудью. На голове его криво сидел посеревший от времени венец из страусиных перьев, которому явно пошла уже не первая сотня лет. На голых ногах с раздутыми ревматическими суставами были чудовищных размеров адидасовские кроссовки без шнурков. Понятное дело, во время традиционного обряда в честь Мамбуту жрец выступал босиком.
Казалось, Пагулусу дремал, развалившись в мягком кожаном кресле. Перед ним на журнальном столике стояли дочиста вылизанные тарелки с грудой идеально обглоданных куриных косточек. Это все, что осталось от принесенной шаману с дворцовой кухни двойной порции обеда. Шаман вдруг приоткрыл левый глаз, бросил пронзительный взгляд на генерала и снова закрыл его.
– Добрый вечер, великий Пагалусу. Благодарю твоих могучих предков за рождение столь всесильного слуги Мамбуту, – церемонно произнес Хабад, чуть наклонив голозу. Оставалось надеяться, что он ничего не перепутал.
– Привет и тебе, соратник, – проворчал старик, открывая оба глаза. – Перестань кривляться. Я слушаю тебя…
– Извини, достойнейший, что вынужден был столь неожиданно и бесцеремонно пригласить тебя во дворец. Но тревога за судьбу страны заставила меня пойти на подобное святотатство…– В голосе Хабада не было ни грана раскаяния.
– Посмейся, посмейся над стариком…– благодушно проворчал шаман. – Мамбуту потом пощекочет твои ребра раскаленным жезлом. Он тоже имеет чувство юмора… Да не тяни ты время – скажи, что надо. Быть может, я и смогу тебе помочь. Я бы хотел поскорей вернуться… кхе… в мое гнездышко, соратник. – И этак мерзенько захихикал.
