Ничего хорошего

распечаткой.

Джесси Пойнтер, потерпевшая, рассказала, что в ту ночь выпила только одно или два пива. Сказала, что была абсолютно трезва, когда поднялась в спальню подруги в общежитии, чтобы позвонить. Я прослушала пленку, Алекс. Эта девушка так пьяна, что все время икает.

— Невероятно.

— И это еще не самое плохое. Каждый раз, когда оператор из службы спрашивает у нее адрес, Джесси не может ответить на этот вопрос. Она не помнит, как называется общежитие. Затем оператор спрашивает номер телефона, по которому можно перезвонить, если она все-таки дала неправильный адрес. Джесси называет шесть цифр, а потом они с подругой начинают спорить, сколько в номере цифр — шесть или семь. И, судя по голосу, она пьяна в стельку.

— Пригласи ее сюда завтра. Зачитай ей закон об охране общественного порядка. Заставь прослушать пленку. Скажи, что у нее есть единственная возможность изменить показания. И ей придется признаться перед присяжными на суде, что она не была честна с тобой и полицейскими относительно своего состояния. Я никогда не понимала, почему некоторые женщины врут об обстоятельствах, предшествующих насилию, а затем ждут, что мы поверим остальному рассказу. Это же не игра, черт возьми! На кону человеческие жизни. Мы должны помогать людям, а они думают, будто мы настолько тупы, что не поймем, как все было на самом деле. Если она хочет, чтобы мы вытянули это дело об изнасиловании, то все остальные факты, что она приведет, должны быть подтверждены доказательствами.

Ничто не злит меня больше, чем жертвы, которые ставят под угрозу победу в суде, пытаясь скрыть некоторые факты. Те немногие, которые пытались так поступить, послужили хорошим уроком для действительно потерпевших, которые пришли в суд потом.

К тому времени как я закончила отвечать на звонки и перенесла все допросы, за мной приехал Мерсер.

— Звони, если я понадоблюсь, Лора. Мы будем в морге.

9

Мерсер аккуратно объезжал на служебной машине трактора и экскаваторы, стоявшие около строительной площадки на Первой авеню. Мы были в квартале к югу от серо-голубого здания, где находился офис патологоанатома. Мерсер припарковался у счетчика и высадил меня. Мне пришлось перелезать через сугроб, чтобы попасть на тротуар.

— Посмотри на этого придурка. — Мерсер показывал на другую сторону дороги, где стоял Чэпмен. — Он так и не купил зимнюю куртку.

Майк выходил из магазина напротив, и ему явно было холодно на таком ветру в блейзере и хлопчатобумажной рубашке с расстегнутым воротом.

Я помахала ему рукой, в ответ он поднял большой пакет с покупками и крикнул нам:

— Это обед!

Мерсер посмотрел на меня и покачал головой. Из нас троих только Чэпмен чувствовал себя в морге как дома. Детективы из убойного часто присутствовали на вскрытии, а те, кто работал в отделе по расследованию сексуальных преступлений, имели счастье работать с выжившими — ранеными, но все еще живыми.

— В парадный вход не пойдем, — крикнул нам Чэпмен, когда я начала подниматься по ступенькам. — Давайте за мной. Киршнер еще в подвале.

Я никогда не входила в морг с 30-й улицы, поэтому послушно следовала за Майком и Мерсером. Мы свернули за угол и прошли до парковки, где стояли машины «Скорой помощи» и «труповозки», привозившие тела. Полицейский проверил наши удостоверения, пропустил нас внутрь через широкие двери, и мы начали спускаться по пандусу в кабинеты, где проводилось вскрытие.

Майк заметил, что я старательно разглядываю зеленые стены, выщербленные примерно на уровне пояса — там были выбиты большие куски. Особенно сильно пострадал угол в конце пандуса, где мы повернули направо и прошли еще двадцать футов.

— Знаю, знаю. Ты бы с удовольствием сделала здесь ремонт и перекрасила стены. Забудь об этом! Здесь так будет всегда, блондиночка. Они грузят тело на каталку наверху пандуса, а затем толкают ее вниз. И она несколько раз ударяется о стены, пока едет, потом бьется об угол, заворачивает и доезжает до места. Поверь, клиент ничего не чувствует. И не надо держать штат медбратьев, отвечающих за доставку нового гостя на место.

— Сострадание из тебя так и прет, да? — пробормотал Уоллес.

Майк привел нас в конференц-зал в конце коридора. Там стоял стол восьми футов в длину, дюжина стульев и доска, а на стенах висели зажимы для демонстрации рентгеновских снимков и фотографий.

Мы с Мерсером еще не успели снять верхнюю одежду и сесть, а Чет Киршнер был уже тут как тут.

Я работала с ним несколько раз за те пять лет, что он был главным патологоанатомом, и мне всегда нравились его спокойные, полные достоинства манеры, к тому же я очень ценила его профессиональное мнение. Чет был высоким и худым, как палка, у него были темные волосы, тихий голос и обворожительная улыбка, хотя ему редко выпадала возможность продемонстрировать ее при исполнении обязанностей.

Мы поздоровались и расселись за столом, а Майк достал из пакета бутерброды и банки.

— То, что я вам скажу, Александра, это только предварительные результаты. Я получу лабораторные анализы по токсикологии лишь некоторое время спустя, равно как и результаты серологического исследования. Сейчас я могу только обрисовать — не для протокола — самую общую картину.

— Разумеется.

— Я взял четыре бутерброда с индейкой на ржаном хлебе, с русским соусом, никто не против?

— Не сейчас, Майк, — попросила я. Атмосфера стерильности, слабый запах формальдегида и мрачные подробности, которые нам предстояло выслушать, напрочь отбили у меня аппетит.

Мерсер и Чет тоже отказались. Майк развернул бутерброд и открыл банку рутбира, а доктор Киршнер достал пачку поляроидных снимков окровавленного тела Джеммы Доген и разложил их на столе.

Он посмотрел на Майка, который ел бутерброд и хрустел чипсами, криво улыбнулся и пробормотал:

— Bon appetit[14] .

— Нет никакой загадки в том, от чего она умерла. Как вам известно, она получила множественные ножевые ранения — семнадцать, если быть точным. Несколько ударов затронули жизненно важные органы, включая и рану, которая, очевидно, оказалась смертельной — после этого ранения у нее полностью отказало одно легкое. Второе легкое тоже было задето. Убийца наносил удар за ударом, некоторые были достаточно глубокими, они вызвали интенсивное внутреннее кровотечение. Внутрибрюшное и интраторакальное. Также имелось несколько небольших порезов на спине, но большинство ударов попали в цель. Иными словами, ей были нанесены удары и спереди, и сзади. Несомненно, это нападение в приступе ярости — там гораздо больше ран, чем требовалось для причинения смерти. Она могла умереть практически от любого из повреждений.

— А есть раны, полученные оттого, что она защищалась? — спросил Мерсер.

Я взяла несколько снимков, чтобы проще было следить за комментариями Киршнера. Я видела лицо Джеммы Доген, освещенное вспышками камер, когда ее фотографировали на разных мероприятиях, — эти фото стояли на полках у нее в кабинете. Теперь я видела те же самые черты — бесцветные, пустые, безжизненные — на фотографиях, сделанных на столе в морге.

— Таких ран нет. Но если вы посмотрите внимательно на снимки запястий, то увидите слабые следы. Они заметнее на обычных снимках, которые мы сделали.

Я нашла те карточки, где руки Доген были сняты крупным планом, и заметила красные полоски на запястьях.

— Очевидно, нападавший связал ее и вставил кляп, обнаруженный в комнате. И произошло это до того, как он нанес ей раны. Думаю, она просто не могла защищаться, когда он напал на нее с ножом. Возможно, она была связана тем же материалом, который нападавший использовал для кляпа. Смотал в тонкие полоски и связал ей запястья, от этого и остались следы, но кожа не была повреждена.

— А вы успели взглянуть на кляп, док? — Чэпмен отхлебнул из банки.

— Кляп исследуют в лаборатории, но я видел его, когда принесли тело. Я дам окончательный ответ