Он махнул рукой и повернулся к дверям:
— Аглаюшка, гости заждались. Корми ребятишек.
— Иду-иду, — послышался голос, и в дверном проеме появилась его жена, осторожно держа в руках изящную фарфоровую супницу. — Сереженька, иди кушать, друзья ждут. Эту посуду мы достаем только для дорогих гостей.
Тетя Аглая поставила на середину стола супницу, достала из буфета такие же красивые тарелки, перед каждым разложила столовые приборы, налила ароматно пахнущий суп и присела у окна, посматривая на ребят.
Сергей быстро кушал, не обращая внимания ни на кого, но братья искоса посматривали друг на друга, медленно ели обжигающе-горячий наваристый суп. Он был таким вкусным, что, увлекшись, не заметили, как опустели их тарелки. Отложив ложки, ребята шумно вздохнули.
— Сейчас я вас еще и рыбкой угощу, — ласково, тихим голосом сказала тетя Аглая. — Вчера соседи гостинец принесли. Не хотите? Наелись? Съедите, я ее по особому рецепту готовлю.
— Это правда, братаны, — шмыгнул носом Сергей. — Вы такую вкуснятину больше нигде не попробуете.
— Слышь, Серый, а это серебро? — шепотом спросил Славик, показывая на приборы.
— Угу. — Тот кивнул, мельком взглянув на них.
— Ух, ты! — не удержавшись, громко сказал Славик. — Шикарно живут!
— Шикарно? — басом проговорил дядя Коля и гулко расхохотался. — Аглаюшка, ты слышала, что ребятишки сказали? Говорят, будто мы богато живем.
— Конечно! — осмелел Славик. — Вон, какие ложки посуда, мебель, а иконам, вообще, нет цены.
— Цыц, малый! — сурово взглянул на него дядя Коля. — Все отдам, разобью, но их сохраню. Нам они от прадеда достались. А с этой, в серебряном окладе, мы под венец с матушкой шли, благословение от родителей получали. Ты говоришь, что богаты… Ошибаешься! До революции мы владели всем этим краем. Все наше было, а потом разорили семью, почти всех к стенке поставили. Кто успел скрыться, от того сейчас и род наш продолжается. Лишь остатки смогли сохранить. Умрем, Сергею достанется. Он будет здесь жить и владеть всем, что ему оставлю. Всем! А у меня еще много…
И он замолчал, резко оборвал разговор.
— Чего много? — быстро спросил Славик, толкнув исподтишка брата.
— Ничего, — буркнул дядя Коля и направился к выходу. — Дыра в кармане да вошь на аркане. Забудь, о чем говорили. В запале выскочило. Старое вспомнилось. Сергей! Чай будем пить в саду. Веди ребят в беседку.
Сказал и захлопнул за собой дверь, оставив ребят в комнате одних.
— Что я вам говорил? — возбужденно зашептал Славик. — Чуть не проболтался дядька. Знает о кладе. Чует мое сердце, что знает. Стережет его. Ничего! Серега, быстрее пошли в сад. Сейчас разболтаем деда, пока он в горячке. Хватит есть! Пошли…
Они поднялись из-за стола и, перешептываясь на ходу, направились в сад…
Шагая по тропинке, осторожно отгибая ветви, Саша смотрел и удивлялся, как хорошо был ухожен сад. Стволы побелены известью, нигде не видно сухих ветвей, сами деревья были рассажены в шахматном порядке, чтобы на них постоянно падали солнечные лучи. Некоторые яблони без яблок, другие были сплошь ими усеяны. Он не разбирался в сортах, но видел, что на одних уже поспели плоды, на некоторых деревьях висели зеленые с ярко-красными боками яблоки. Заметил и вообще незрелые большие плоды. Это поздний сорт, определил Саша. Иногда мать приносила с работы такие же. И они заворачивали их в бумагу, и прятали в прохладное темное место в подвале. Доставали оттуда лишь на Новый год. Разворачивали, и по квартире разносился приятный свежий яблочный запах…
Задумавшись, он уткнулся в спину брата, остановившегося у входа в беседку.
Небольшая, аккуратно сделанная, украшенная резьбой, до середины стояла обрешетка из узких деревянных планок, она казалась игрушечной, хрупкой.
— Проходите-проходите, не стойте на месте, — раздался спокойный ласковый голос тети Аглаи. — Самовар стынет. Присаживайтесь, не стесняйтесь. Берите пироги, печенье, конфеты, медку свежего испробуйте. Сереженька, угощай друзей. И ты, Николаша, не сиди без дела. Поухаживай за мальчиками, я в дом пойду, приберусь, пока чай пьете.
Неслышно ступая, она вышла из беседки и, мелькая между деревьями, направилась домой.
— Дядя Коля, — сказал Славик, отхлебывая с шумом душистый чай, заваренный на травах, — расскажите нам о своей семье, предках, чем владели.
Тот взглянул на них из-под насупленных бровей, усмехнулся и спросил:
— Отчего тебя заинтересовала наша семья? Почему?
— Так… Пал Матвеич у нас любит собирать старинные вещи, слушать и записывать всякие истории. Ну, мы и хотим ему о ваших предках рассказать, — не моргнув глазом, солгал Славик.
— Мне Сергей говорил о вашем учителе. Хороший человек. Память для потомков оставляет. И правильно делает. Без прошлого нет и будущего. Что именно вас интересует?
— Все! — сказал Славик и незаметно подмигнул ребятам.
— Слишком много хочешь знать. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Ну, хорошо, юноша, расскажу. Слушайте…
Глава 6
Старик задумался, глядя куда-то вдаль поверх ребячьих голов. Возникло такое чувство, что он снова возвратился в прошлое. В те времена, когда живы были его родители, родственники. Опять оказался в тех прошедших годах, в той семейной жизни, к которой он привык, где были свои законы, правила, этикет. И которая рухнула в один миг, рассыпалась на мелкие осколки, разлетевшиеся во все стороны. Одни были раздавлены-расстреляны новой властью, другие пропали в водовороте страшных перемен. Сгинули, растворились, и осталась лишь горькая память о них, и только малая частичка уцелела, укрывшись в местах далеких, но и там покоя им не было. Черные времена настали: беспросветные, непроглядные…
Он обвел затуманенным взглядом притихших ребят и медленно, выдавливая слова откуда-то из глубины души, начал рассказывать:
— Род наш очень древний. Корни его уходят в глубину веков. И предки всегда были на службе царя- батюшки, честь России защищали, не щадя живота своего. Все мужчины службу несли военную и послами были в странах заморских. С детских лет нас обучали военному делу. Лучшие мастера Европы с нами занимались. Потом отправляли в страны другие постигать науку военную, когда становились постарше.
И по женской линии все получали достойное образование. Наилучших преподавателей привозили из- за границы, всяким предметам обучать. Много хорошего наш род сделал для земли русской, и еще больше пользы принесли бы, да времена лихие настали.
Помню, батюшка вернулся домой, заперся в своем кабинете и долго оттуда не выходил. А когда открыл дверь, то не узнали его. Не бравый вояка стоял перед нами, а старик сгорбленный, словно отца нечистая сила в одно мгновение подменила. Сказал нам, чтобы собрались в гостиной для важного разговора и медленно, шаркающей походкой туда направился.
Притихшие, не зная, что случилось, мы за ним последовали.
Батюшка стоял у окна и смотрел на улицу отрешенным взглядом, не замечая, что мы уже все сидели, ожидая его.
Он молчал, и мы не нарушали тишину, опасаясь слово сказать. Долго так просидели. За окном уже сумерки наступили, когда наконец-то он повернулся. Посмотрел на нас и начал говорить:
— Дорогие мои! Большая беда идет, непоправимая. Чтобы спасти семью, спасти то, что веками собирали и сохраняли для потомков, я принял решение — подал в отставку, и мы отсюда уезжаем. Нет, не за границу, не в Париж или Лондон, где есть наши поместья, а в губернию, что Петром нам пожалована за службу верную. Негоже нам Россию оставлять в ее тяжелый час. Верой и правдой служили ей, и коли придет время голову сложить, так лучше на земле родной, русской. Этим наш род и славился веками. Ну, а
