– У тебя нет никаких оснований считать, что это как-то связано с Салли, – сказал Малкольм, когда Джеймс сообщил ему о письме. – Возможно, это даже никак не связано с тем, что ты брал наличные. Может быть, ты просто неправильно заполнил бланк.
– Нет, это работа Салли, – упорствовал Джеймс. – Таких совпадений не бывает, или ты считаешь по- другому?
Впрочем, ему следовало знать, что от Малкольма и Саймона он едва ли дождется сочувствия. Малкольм пожал плечами с таким видом, что Джеймсу захотелось влепить ему по физиономии. Было ясно, что именно хочет сказать его сотрудник: «Если бы ты не брал с клиентов деньги наличными и не обошелся несправедливо с Салли, ничего этого не случилось бы». Малкольм (и Саймон вместе с ним) решит, что он сам навлек это бедствие на себя.
– Она должна убраться, – злобно прошипел он.
– Она и так уходит.
– Я имею в виду – немедленно! Сегодня. Не потерплю ее в лечебнице ни минутой дольше.
– Ради бога, Джеймс, – устало проговорил Малкольм. – Что за ребячество.
Но Джеймс уперся. Теперь нет причины церемониться с Салли. Вред нанесен, и она уже не сможет его исправить. Он хотел удалить ее с глаз как можно дальше и как можно быстрее.
Когда он вошел в приемную, Салли болтала по телефону. На стуле сидела какая-то женщина с понурым котом в корзинке. Джеймс уперся в Салли взглядом, и она его наконец заметила.
– Зайди на пару слов.
Ему было все равно, с кем она говорит.
– Я хочу, чтобы ты немедленно собрала свои вещи и освободила место, – сказал он, когда она через пару минут зашла к нему в кабинет.
– Но я не понимаю… – У нее задрожали губы, словно она готова была заплакать, и Джеймса кольнула совесть, но он быстро справился с собой – она была сама виновата.
– А я уверен, что ты все понимаешь. Не сомневайся, я догадался, что это ты донесла на меня в налоговый департамент.
– Что?!
Салли явно была талантливой актрисой. Выглядела совершенно ошарашенной.
– Ты же знаешь, что я никогда не сделала бы этого, – с трудом выговорила она.
– Я предупредил тебя об увольнении, и два дня спустя это случилось. Что скажешь?
– Джеймс! – Он заревела уже по-настоящему. – Что бы ни случилось, я тут ни при чем. Клянусь тебе!
Черт, он не мог видеть, когда женщина плачет, это всегда выбивало его из колеи. Но не теперь.
– Я хочу, чтобы ты ушла немедленно. Будь так любезна освободить место, – сказал он и быстро вышел из комнаты, чтобы не передумать. Когда она уйдет, налоговики могут проверять все, что желают, – они не найдут ничего в подтверждение ее доноса. Ему пришлось с ней так поступить. Ему просто не оставили выбора.
Когда Джеймс велел Салли забирать вещи и уходить, он не подумал о том, что в ближайшее время некому будет заменить ее в приемной. И теперь собирался просить Кати помочь ему – у нее уйма свободного времени, и она всегда готова сделать для него все, что потребуется.
– Но я не могу, – сказала Кати, когда он позвонил ей. – У меня сегодня клиенты.
– Так перенеси их на другое время. Это очень важно.
– Нет, Джеймс, прости, но это совершенно невозможно.
– Да ради бога, – буркнул он и бросил трубку. Придется как-то обойтись. Ничего, они с Малкольмом, Саймоном и Джуди (ветеринарной медсестрой) как-нибудь справятся.
С Кати что-то происходит, подумал Джеймс. Она в последнее время была не похожа на себя прежнюю – милую, уступчивую Кати. Наверное, это из-за той встречи с его родителями – она до сих пор сердится, что он скрыл от нее их приезд, дело конечно же именно в этом, хотя она и не говорит ему прямо. Он решил быть к ней особенно внимательным. Он чудесно провел прошлые выходные в Лондоне и даже почувствовал близость к Стефани, чего давно не позволял себе – после того, как прошел шок, который он получил, увидев ее в том джемпере…
Почему это женщины обязательно хотят одеваться похоже? По правде сказать, выглядела она в нем шикарно, и ему даже захотелось обнять ее и сказать ей об этом, но последнее время между ними это было как-то не принято. Они отвыкли от проявлений нежности.
У него появилось гадкое чувство, что он предает Кати. Но жестокая правда заключалась в том, что, хотя Джеймс и верил, что любит ее, все же предпочел бы сейчас быть в Лондоне со своей семьей. Там все было намного проще.
Глава 25
Когда Кати позвонила Стефани рассказать о том, что она сделала, та не поверила своим ушам.
– Ты сообщила в налоговое управление? Боже мой, Кати, наверное, лучше было бы сначала посоветоваться со мной!
Но Кати не находила в себе раскаяния.
– Он сам напросился. И мы ведь затеяли все это, чтобы не чувствовать себя втоптанными в грязь. Ты первая это сказала.
– Просто налоговая инспекция – это уже… крупное дело, – проговорила Стефани. – Подстраивать ему мелкие пакости – одно, но налоги – совсем другое. Это может иметь для него действительно серьезные последствия.
– И что с того? – спросила Кати, и Стефани вдруг показалось, что она говорит совсем с другим человеком.
– Не знаю. Мне просто стало как-то не по себе.
– А что страшного может случиться? Ну, они спросят его – правда это или нет, он ответит – нет. А если они как-то и докопаются до правды, он просто заплатит налог, ну, может, еще и штраф. Брось, Стефи, ну не поспит несколько ночей, только и всего.
Стефани понимала, что Кати в общем права. Ей просто не понравилось, что Кати стала действовать на свой страх и риск, не советуясь с ней. Именно это всерьез ее обеспокоило.
– Ну ладно, – сказала она. – Ты правильно сделала. Но бедной Салли не повезло.
Кати хихикнула.
– Да! Только к этому времени он уже уволил ее. Если бы он велел ей убираться из-за этого случая, я бы непременно заставила его передумать. С Салли все будет в порядке.
Стефани опаздывала. Когда она закончила говорить с Кати и на скорую руку подкрасилась, было уже десять минут одиннадцатого, а в половине одиннадцатого ей надлежало быть в одном частном клубе на Манчестер-сквер, где предстояла фотосъемка для журнала. Она позвонила Наташе и попросила начинать без нее. Объектом фотосессии сегодня стала одна молодая сценаристка, которую засыпали наградами за ее первую телепостановку, где она отразила историю собственного неудачного брака. Сегодня авторша рассказывала о себе корреспонденту одного глянцевого еженедельника, а Стефани с Наташей отвечали за костюмы. Наташа, к счастью, успела забежать в офис и захватила два саквояжа с отобранными накануне нарядами.
Когда Стефани подошла к георгианскому особняку, на котором предусмотрительно отсутствовала вывеска – Стефани из-за этого дважды обежала площадь кругом, прежде чем сообразила, где находится искомое место, – она была вся красная, растрепанная и нисколько не походила на преуспевающего стилиста. Но Наташа успела взять ситуацию под контроль. Писательницу, молоденькую приятную женщину по имени Каролина Уэлл, удалось убедить надеть строгое черное платье, и выглядела она великолепно.
– Извините, – бормотала Стефани, пробираясь между осветительными приборами и отражателями в заднюю комнатку, где Наташа рылась в саквояже, выбирая следующее платье. – Ну, как тут дела? – проговорила она, переводя дыхание.
– Все хорошо, успокойся, – ответила Наташа. – Одежда сидит на ней как влитая, все ей к лицу, кругом тишь и благодать. И фотограф просто душка.
