выглядывало причудливое здание Арка.
В просторном Зале приемов было довольно сумрачно и прохладно. На полу лежали ковры. Увешанные оружием стены уводили взгляд к резному потолку.
В центре стоял большой стол, а на нем — бутылки минеральной воды, несколько пепельниц и огромная ваза фруктов.
По левую руку от генерала армии Петровского сидел переводчик Рахматуллаев. По правую — Огнев, еще правее — Астафьев.
Тараки и Амин расположились за противоположной стороной стола. Тараки — в каракулевой пилотке и расшитом халате поверх европейского костюма, Амин — в строгой пиджачной паре. В отличие от своего учителя (именно так Хафизулла Амин прилюдно называл Тараки), по благообразному лицу которого блуждала смутная улыбка, лицо премьер-министра имело сосредоточенное и внимательное выражение. Пожалуй, его можно было бы назвать по-актерски красивым — чистая светлая кожа, высокий лоб, большие умные глаза. Но это если и приходило на ум, то в последнюю очередь. А в первую внимание привлекали собранность и сила, сквозившие в каждой черте облика Хафизуллы Амина.
«Пуштун из племени
— Товарищ Тараки повторяет, — переводил Рахматуллаев, — что народу Афганистана мешают жить враги народной власти. Народ Афганистана — добрый, веселый и трудолюбивый. Если бы не враги…
Огнев усмехнулся и покачал головой.
— Хорошо бы спросить… — негромко сказал он.
Астафьев наклонил к нему голову.
— Я говорю, спросить бы надо, почему этот добрый и веселый народ недавно в клочья разорвал наших советников в Герате…
Рахматуллаев вопросительно посмотрел на Огнева.
— Нет, нет, — покачал головой тот. — Это я так… переводить не надо. Продолжайте.
— …Если бы не враги, — продолжил Рахматуллаев, — наш народ давно бы вышел на дорогу счастья.
Петровский медленно кивнул. Астафьев осторожно взглянул на него и тут же отвел взгляд от его внимательного, но довольно спесивого и надменного лица. Лицо барина, нашедшего в себе терпение и мужество выслушать невнятные жалобы крепостных.
Амин выпрямился на стуле и бросил несколько резких фраз, подчеркивая каждую решительным движением ладони.
— В борьбе с врагами нужна жесткость! Товарищ Амин говорит, что товарищ… гм!.. гм!..
Рахматуллаев поднес кулак ко рту и покашлял, посмотрев на Огнева так, будто не решался перевести сказанное. Огнев поторопил его кивком.
— Говорит… м-м-м… что товарищ Сталин научил нас, как строить социализм в отсталой стране: сначала будет немного больно, а потом — очень хорошо! В нашем государстве двенадцать тысяч феодалов. Сделать из них трудящихся так же невозможно, как превратить лошадь в корову. Поскольку они мешают строительству нового общества, их придется уничтожить. Как только мы всех уничтожим, настанет мир и спокойствие. Кроме того, вы не знаете наш народ. Наш народ вообще плохо поддается переделке. Уж если какое-нибудь племя взялось за оружие, оно сложит его только в двух случаях — или уничтожив противника, или перестав существовать само. Если племя восстало против народной власти, у нас только один путь — перебить всех от мала до велика! И уж тут все средства хороши — танки, бомбы, напалм!.. Что делать, такие у нас традиции…
Петровский невольно вскинул брови, посмотрел на Огнева и крякнул.
— Эк его!.. — пробормотал он.
Огнев в ответ сделал довольно безучастную мину — мол, да-да, все так, я вас предупреждал, Георгий Христофорович…
Добродушно посмеиваясь, Тараки покачал головой.
— Мой любимый ученик порой слишком горяч и решителен… Но его торопливость оправдана… в чем-то он прав. Действительно, враги народной власти не сдаются. Главной задачей они поставили уничтожение руководителей государства, — переводил Рахматуллаев. — Они стремятся обезглавить революцию! И для них все средства хороши!.. Чтобы обеспечить собственную безопасность, нам приходится держать в Кабуле большое количество войск.
По виноградной кисти прогуливалась большая сизо-черная муха. Тараки махнул ладонью.
Муха взвилась под потолок, с жужжанием пронеслась по залу и стала со звоном биться об оконное стекло.
— Это невыгодное положение. Мы могли бы использовать эти войска в других районах страны для борьбы с контрреволюцией. Но это возможно только в том случае, если СССР дислоцирует здесь два или три советских спецбатальона для охраны руководства…
Поняв, что перевод закончен, Тараки взглянул на Амина. Тот заговорил так же резко, как и прежде, разительно отличаясь от своего благодушного учителя и вождя. Было видно, что речь его хорошо продумана.
— А еще лучше дать нам несколько дивизий! И три или четыре авиаполка!.. Вы должны понять, что нам мало технической помощи. У нас не хватает людей, которые умеют водить ваши машины! Нет летчиков, которые способны управлять вашей авиатехникой! Нет офицерских кадров! Нам нужна именно такая военная помощь — с участием советских войск! Мы задыхаемся без нее!..
Муха вернулась, с размаху приземлилась на ту же кисть и снова принялась перепрыгивать с виноградины на виноградину.
Амин перевел дух.
— Возможно, советские руководители беспокоятся о том, что недруги в мире расценят это как вмешательство во внутренние дела Афганистана… Но мы заверяем вас, как заверим и любого другого, что являемся суверенным государством и все вопросы решаем самостоятельно! Кроме того, в целях конспирации мы могли бы переодеть ваших солдат в афганскую форму…
Рахматуллаев кивнул, показывая, что перевод окончен.
Петровский тяжело вздохнул и неспешно откашлялся. Снова взглянул на Огнева. Огнев едва заметно пожал плечами.
— Видите ли, — очень медленно сказал генерал. — Правительство СССР уже оказывает Афганистану большую материально-техническую помощь…
Афганский переводчик наклонился к Амину и начал бухтеть ему в ухо. Амин сосредоточенно слушал. Тараки благосклонно кивал.
— В афганской армии работают наши советники. Благодаря их помощи и участию, афганское руководство имеет возможность развивать собственную армию…
Муха снова покинула виноградную кисть, взмыла в воздух, сделала несколько кругов над столом и опять полетела к окну. Тараки хмыкнул и проводил ее сощуренным взглядом.
— Следует обучать военнослужащих владению новой техникой, поднимать дисциплину в войсках. Наши советники всемерно стремятся помочь вам. В конце концов, можно обсудить вопрос об увеличении числа советников. Сделать учебу более эффективной. Но передислокация двух батальонов Советских войск в Афганистан… — Петровский снова неспешно откашлялся. — Такой шаг представляется Советскому руководству явно преждевременным.
Дослушав перевод, Тараки сделал жест, который следовало понимать как желание высказаться самому. Он откинулся на спинку стула и сцепил ладони. Потом заговорил с легкой улыбкой, одновременно лукавой и грустной. В середине речи он показал пальцем куда-то в сторону окна, а потом безнадежно махнул рукой.
— Да, вы на самом деле плохо знаете наш народ. Разве можно этих людей чему-нибудь научить? Они ленивы, как ослы. Они как эти мухи — летят только на сладкое. Даже самые образованные наши люди
