коспех. Забрало шлема опущено, лица не видно. Из-за этого он сильно смахивал на статую, слегка развернутую в сторону, где стоял Соловей. «Псы космоса», все как один, превратились в такие статуи. Пассажиры яхты – тоже, но у них над постаментами неподвижных убээсов возвышались хотя бы головы. Живые. И так же, как и Степина, моргающие и вертящиеся во все стороны. Донкат еще раз попытался поднять руку – без толку. Да что такое? И наконец понял. Убээс. Он не двигается. Тяжеленный скафандр замер грудой мертвого железа. Нет, даже больше. Он зафиксировался намертво. Все усилия Степы сдвинуть его хоть на миллиметр ни к чему не привели. Бетонная стена. Он скосил глаза на воротник. Ничего, проецируемые индикаторы погасли. Скафандр умер. Ну, или как минимум без сознания. У остальных, похоже, та же история. Степа даже чуть улыбнулся, глядя, как разъяренный Декстер пытается заставить двигаться заблокированный скафандр. Лицо здоровяка побагровело, на шее выступили вены, но скафандр не шелохнулся. Чего нельзя было сказать про убээсы саксовских коспехов. Безликие фигуры стали чуть раскачиваться, пытаясь, как и все остальные, сделать хоть что-то. У одного получилось. Замершая возле Селены фигура качнулась раз, другой, сильнее – и с грохотом упала, нелепо задрав зафиксированную ногу. Остальные прекратили бесплодные попытки.
Степа ошеломленно моргнул. Чудеса. Слушайте, что вообще происходит? Так, стоп, а это что такое?
Замершая картинка, слегка разбавленная вертящимися головами и шатающимися убээсами «псов космоса», вдруг ожила. Справа, выходя из невидимой Степой зоны, появился убээс, по которому пробегали, медленно затухая, голубоватые сполохи. Убээс прошел еще чуть вперед, и Степа узнал Соловья. Ну наконец-то! Ура! Это не вселенский катаклизм, это сюрприз. Тот самый, обещанный.
Не обращая внимания на соратников, Соловей начал по одному перетаскивать неподвижных коспехов к стене. Выложив их в ряд, космоштурм по одному снял с них шлемы. Реакция саксов разнилась. Кто-то мрачно смотрел на Соловья, в одночасье превратившегося из плененного в пленителя. Кто-то шипел что-то сквозь стиснутые зубы. И только Голсикис разразился длинной тирадой, из которой Степа понял единственно, что отныне все «псы космоса» будут считать Соловья кровным врагом. На космоштурма, впрочем, не произвело впечатления ни первое, ни второе, ни третье.
Он выпрямился, встал перед лежащими и начал агрессивно вколачивать фразы на английском, явно пытаясь добиться ответа на какой-то вопрос. Степа не понимал ровным счетом ничего и был вынужден ждать ответов Голсикиса, переводчик которого продолжал функционировать вполне исправно.
Резкий вопрос Соловья. Молчание коспехов. Ухмылка космоштурма. Вопрос крайнему. Молчание. Следующему. Молчание. Третьим был командир.
– Пош-шел ты, – выплюнул презрительное шипение переводчик, вторя Голсикису. – Чтобы ты прошел в истребитель? А потом наших же на нашем же корабле пострелял? Не дождешься, ублюдок.
Видимо, создатели армейских переводчиков подумали, что в практике войск могут встречаться разные ситуации. Во всяком случае, никаких «незаконнорожденных детей», как у Декстера, переводчик Голсикиса не упоминал. Хотя для первого лейтенанта, наверное, было бы лучше, если бы хитрый аппарат смягчил тональность высказывания. Во всяком случае, Степе так подумалось.
Но, как ни странно, беспокоился он напрасно. Космоштурм и бровью не повел в ответ на «ублюдка». Он просто задал тот же вопрос следующему. Последовало гордое молчание. Последний. Та же реакция.
Космоштурм повернулся к Декстеру.
– Помнишь, я обещал, что
– Помню, – непонимающе ответил тот.
Соловей не стал объяснять. Вместо этого он приподнял Голсикиса и переложил его последним в ряду. Еще раз посмотрел на Шойса.
– Как думаешь, кишка у него тонка?
– Ты про этого Карандаша? – пренебрежительно хмыкнул сакс, выслушав перевод. – Если толстая кишка – это смелость, то у него вообще ее нет.
– Умри, долбаный ублюдок, – выкрикнул Голсикис.
Степа присмотрелся к коспеху. Или он ошибается, или Декстер прав. А парень-то, похоже, готов вот-вот свалиться в истерику.
– Посмотрим, кто умрет раньше, – спокойно пообещал Соловей.
Почему-то это спокойствие испугало Донката больше всех воплей и обещаний, которые были до этого. Слишком спокоен был космоштурм. Слишком.
Он наклонился над крайним справа коспехом и коротко повторил свой вопрос. Молчание. Соловей замер на секунду… взял парня за подбородок и затылок… И резким движением рванул голову в сторону.
Раздался глухой треск. Космоштурм разжал руки, и голова «пса космоса» повисла под совершенно неестественным углом. Донкат раньше никогда не видел покойников так близко. В его присутствии еще никто не убивал. Степа оцепенел. Все произошло настолько быстро и буднично, что никто не успел даже сказать ни слова. И эта будничность пугала больше всего. А Соловей уже склонился над следующим. Бесконечно долгое мгновение смотрел ему в глаза, а потом задал тот же вопрос. Донкат замер, хотя, казалось, дальше уже некуда. Коспех тоже замер. Сглотнул. Посмотрел в глаза Соловью… и зажмурился.
Космоштурм уже знакомым движением взялся за подбородок парня. Степа затаил дыхание. На космоштурма не отрываясь смотрели все: и пассажиры яхты, и коспехи.
Соловей бросил свою жертву, сорвался с места, подбежал к замершему Голсикису и, взяв его голову в точно такой же захват, надсадно заорал, приблизившись почти нос к носу:
– Код! Код! Код доступа в помещение пилотов. Убью. Ты умрешь! Понял?! Сейчас умрешь! Раз! Код! Два! Код! Три-и-и-и!
Степа оцепенел не хуже коспеха. Соловей был страшен. Спроси он Степу, Донкат ответил бы не задумываясь. Он со стороны смотрел, и то чуть не обделался, а что творилось с резервуарами коспеховского убээса, даже представить было сложно.
– Три-и-и! – Соловей обдал сакса горячим дыханием.
И лейтенант сломался.
– Два… восемь… шесть… три… один… один… семь…
– Так-то, – космоштурм выпрямился, отпустив голову Голсикиса. – Живи. Только помойку разгрузить не забудь.
Он скрылся в переходнике истребителя. Пока его не было, никто так и не решился произнести ни слова. Степа, профессор и Селена были оглушены только что разыгравшейся здесь трагедией. Слов не было.
Соловей вынырнул из тамбура.
– А не соврал, – хмыкнул он, глядя на затравленного Голсикиса. Потом посмотрел на спутников. – Ну что, собираемся? Извините за беспокойство, но некоторое время придется поскучать.
Космоштурм сноровисто отобрал оружие у неподвижных саксов, мощными ударами расколотил их шлемы, стуча ими об пол, и подошел к Степе.
– Как дела? – поинтересовался он, внимательно глядя на Донката. – Страшно?
Вот чем Степа всегда гордился, так это тем, что «на слабо» он брался плохо. Испугался? Так чего прятаться? А то не видно?
– Страшно, – кивнул он, пытаясь, правда, улыбнуться и ненавидя себя за эту улыбку. Он точно знал, что она выйдет заискивающей. – Человека убить – шутка ли?
– Не переживай, – подмигнул вдруг «убийца». – Не все так плохо.
Он наклонился над трупом, чуть повернул ему голову, приподнял ее и бережно опустил на пол. С видимым усилием нажал покойнику на шею и слегка хлопнул его по щеке. Степа с возрастающим удивлением наблюдал за этими манипуляциями. Соловей распрямился, хитро ухмыльнулся и показал на лежащее тело: – Пожалуйста.
Степа непонимающе последовал взглядом за рукой.
А «покойник» вдруг моргнул, не открывая глаз. Дернул губами, сделал шумный вдох… и громко засопел, ворочаясь в убээсе.
С той же хитрой ухмылкой Соловей посмотрел на Декстера и развел руками.
– Я же обещал, что закон ты не будешь нарушать.
Сакс расплылся в улыбке.
