мрачную комнату с окном ниже уровня дороги и вечно отсыревшими простынями, в которой мы жили втроем, не назовешь) около одиннадцати вечера, не раздеваясь лег на кровать, отвернулся к стене и впал в глубокую депрессию. Больше всего меня ужасала мысль, что этот кошмар будет продолжаться еще два года.
Полигон и вообще всякие учения – лучшее время в армии для непрофессиональных военных. Нет дурацкой муштры и бесконечных бессмысленных команд (только для того, чтобы солдат не спал). На полигоне мы торчали три месяца. Сначала стреляли, потом делали дорогу. Уссурийская тайга в сентябре прекрасна. Не могу описать, помню только дикий виноград, разноцветным ковром опутавший желто-белую березовую чащу на опушке. Комбат, отобрав наиболее работящих солдат, занимался заготовками грибов, рыбы и икры. На нерест шла сема – рыба семейства лососевых. Они уезжали ночью на бронетранспортере, и солдаты били рыбу острогами на перекатах в свете прожекторов. Возвращались под утро, и я видел, как из вспоротого рыбьего брюха вываливалась красная икра в ведро.
До ближайшего села было километров двадцать через речки без мостов, так что торчать приходилось безвылазно. Офицеров вывозили в село по субботам в баню, и они опустошали магазин, набирая водки на неделю. Младшие офицеры жили в казарме человек на пятьдесят, если не больше. Здесь собирались зенитчики со всего округа, и было много знакомых (кто по сборам, кто даже по университету). Вечером карты или водка, или и то и другое.
К стрельбам, конечно, готовились, но я не помню, в чем эта подготовка заключалась. Накачивали солдат да настраивали вечно расстроенную аппаратуру. У нас на вооружении были «Шилки», тогда еще секретные зенитные установки на легком танке с четырьмя стволами 23 мм, радиолокатором и счетно- решающим прибором.
В сентябре отстреляться не успели, а в октябре пошли дожди. В дождь – день зенитчика – самолеты не летают, и мы маялись в казарме. Но вот тучки рассеиваются, и мы по уши в воде двигаемся к полигону, где относительно сухо.
Мы с Серегой (коллега, двухгодичник) – во время стрельб выполняли обязанности страхующих. Состоят они в следующем. Из установки на длинном проводе (метров двадцать) выведен размыкатель цепи стрельбы. Страхующий должен следить за стволами и при малейшей опасности (направлении стволов на людей или самолет) нажать на тумблер размыкателя, тем самым предотвращая выстрел. Первую установку страхует Сергей, вторую – я.
Вообще, мы должны стрелять несколько задач, самые сложные из которых – в движении. Для страхующего это пятьсот метров бегом за установкой. Вот из громкоговорителя доносится: «Залет боевой. Стреляет батарея капитана Безматерных». Это означает, что скоро над сопкой появится самолет (Ил-28) с полукилометровым тросом, на конце которого он тащит макет. Этот макет необходимо поймать локатором установки и обстрелять. Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается.
Перед залетом возле установки наблюдается жуткий ажиотаж. Начальник ПВО полка, его заместитель, командир батареи и командир взвода вчетвером дают последний инструктаж механику-водителю. Бедный солдатик затравленно смотрит на них из люка. Эти четверо одновременно матом пытаются объяснить ему, как нужно двигаться. Серега стоит в стороне с размыкателем в руке и пытается сообразить, как бежать. Скорее всего, они втолковывали ему, что нужно стартовать плавно по команде, иначе с чего бы он рванул так, что Серега чуть не упустил размыкатель. Длинный и худой Серега, в развевающейся плащ-накидке, без фуражки (она слетела от резкого старта), бежал, высоко поднимая коленки, чтобы не увязнуть в лужах, держа перед собой размыкатель, как уздечку лошади. Вряд ли он мог следить за направлением стволов. Самолету повезло – его не сбили.
Следующей стреляла моя установка. Я запаниковал. Я спринтер, и на пятьсот метров в таком темпе у меня просто дыхалки не хватит. Все повторилось, эти четверо что-то орали бедному водителю. Потом объявление по полигону. Я увидел самолет в последнюю секунду (он буквально выскочил из-за сопки), и в это мгновение водитель рванул, как если бы он стартовал в гонках на «Формуле-1». Я тоже рванул, фуражка слетела. Я бежал, не глядя на стволы, только чтобы не увязнуть в лужах. И вдруг впереди увидел лужу, у которой другой берег не просматривался. Я понял, что мне ее не пройти, выпустил из рук размыкатель и побежал вокруг лужи. Грязный с ног до головы, я еле добежал до конца дистанции, нашел размыкатель и залез на башню установки. Предстоял второй заезд.
РЕЗЮМЕ
В основе общественно значимых функций государства, таких как борьба с преступностью, социальная защита или обеспечение национальной безопасности, лежит неспособность каждого человека в одиночку обеспечить эти функции для себя. Эти функции поддерживаются моралью – преступная деятельность и борьба с ней представляют зло, социальная защита – добро, обеспечение национальной безопасности – патриотизм.
Для выполнения этих функций создаются специальные структуры – правоохранительные органы, ведомства социальной защиты и армия, – которые навязывают свои услуги всем членам общества. Кроме того, каждая из этих структур, выполняя свою прямую функцию, работает прежде всего на обеспечение собственной необходимости, а именно: правоохранительные органы поддерживают преступность на определенном уровне, социальная защита заинтересована в беспомощности индивида и, наконец, армия поддерживает угрозу войны.
Общественная инфраструктура делает человека все более зависимым от общества, решая, таким образом, главную задачу общества – заставить каждого человека функционировать на благо общества.
Очевидно, общество стремится к тому, чтобы преступников и голодных было меньше, инвалиды имели возможность трудиться, а старики – отдыхать. В идеальном обществе нет преступников и нет нуждающихся, каждый его член добровольно выполняет все законы, установленные обществом. У него нет желания нарушать эти законы, так как инстинкты подавлены – он не хочет никого насиловать, просто потому что у него «не стоит». Обществу, в котором вся жизнь регламентируется законами и все члены поступают исключительно в соответствии с законами, мораль не нужна. Парадокс, но абсолютно законопослушное общество аморально.
В каком-то приближении такое общество, очевидно, рисовали и утописты, и коммунисты, и многие другие, и все они были правы. Такое общество будет, оно построит само себя. Необходимо лишь осознавать, что идеальное общество – это конец развития человека. В этом обществе человек будет функционировать на благо общества, аналогично тому, как функционирует составляющая его клетка.
Военные говорят: «Если вы на гражданке такие умные, почему вы строем не ходите?».
И действительно. В строю легче, безопаснее, надежнее. Тон и темп в первых рядах задают здоровые, политически грамотные оптимисты (им все нипочем), в будущем комсомольские деятели. Как раз в армии они понимают, что лучше вести строй, чем пахать. Их не так сильно терроризируют воспитанием дембели, заставляющие молодых после отбоя отжиматься, болтаться на перекладине и выполнять другие «поручения».
Нормальные люди не высовываются, но и не отстают. Идти в середине строя очень легко – как в пелатоне велосипедной многодневки. Равномерно покачиваясь, строй несет тебя (достаточно попасть в ногу), и можно даже думать о чем-нибудь своем, например, о девчонке, которую оставил в своей деревне.
Проблема строя – отстающие. Их можно разделить на две категории. Первые отстают по природе – неуклюжие, не умеющие попасть в ногу, маленькие с коротким шагом и прочие отъявленные неудачники и разгильдяи, – они, может быть, и хотят, но не могут. Над ними издеваются по вечерам больше всего. Вторые отстают принципиально – свободолюбивые дембели, достигшие положения, при котором можно демонстрировать, что им на все плевать. Их стараются не трогать, и чаще всего они передвигаются вне строя, если вообще передвигаются. Они не будут комсомольскими вожаками, но тюрьма, как говорят, по ним плачет. Как воры в законе не должны работать, так и они не должны ходить строем. Они любят издеваться над первыми по вечерам.
Вести строй тяжелее, чем идти в строю, особенно, по гарнизону. Гарнизон – это не английский парк, в котором дорожки прокладывают таким образом, чтобы и людям было удобно, и траву не вытаптывали. В гарнизоне все спланировано так, чтобы расстояние между двумя точками (например, казармой и столовой)
