— Есть, а что?
— На, держи червонец. Сходишь в военторг, перекусишь. Знаешь, там клуб рядом?
— Знаю.
— Вот там и встретимся часа через два, не раньше. Будь там, сюда не ходи, нечего тебе за воротами торчать.
— А машина?
— А что ей сделается?! Я дневальному на КПП скажу, чтобы он посторожил.
— Ладно, только я кабину закрою!
— Я сам. Ключи отдай мне. А то уедешь без разрешения…
Еще минута-и он уже открывал дверь водителя. Открыв, он вылез, лениво обошел вокруг машины, оглядываясь по сторонам, на воротах никого не было видно, наряд прятался от палящих солнечных лучей в дежурке. Он наклонился, зачерпнул рукой придорожной пыли, смачно плюнул на задний номер и замазал его пылью. После чего он снова обернулся по сторонам и придирчиво оглядел свою работу.
— Годится, — пробормотал Олегов и проделал те же операции с передним номером.
Через минуту он уже катил по Мейванду. С училищных времен ему не доводилось водить машину самому, он старался держаться поближе к тротуару, где движение было не таким суматошным. Он ехал медленно, выбирая переулок потише, где можно было бы притормозить. Проезжая перекресток, он увидел невдалеке набережную, на которой стояло несколько легковых машин, вокруг которых копошились с ведрами и тряпками мальчишки. То, что нужно, решил он.
— Командор, помыть машину? — весело улыбаясь, спросил у него паренек лет десяти.
— А по-русски хорошо понимаешь?
— Кам-кам, он хорошо, — ответил тот, показывая на другого, еще меньшего.
— У меня брат учился в Ростове, — ответил пацаненок.
— Заработать хочешь?
— Давай! — глаза у того загорелись, — Что есть?
— Пайса!
Олегов достал из кармана бумажку в пятьсот афошек, показал ее сияющему пацанен-ку, подал было ее ему, но вдруг отдернул и рывком порвал пополам.
— Зачем?! — пацаненок со слезами в глазах смотрел на рваную бумажку в своих руках.
— Заработаешь, дам вторую половину, — с этими словами он достал вторую купюру и приготовился рвать.
— Не надо! Что надо сделать?
— Садись, поедем!
Сияющий пацан вертелся на кожаном сиденье, подпрыгивал, махал кому-то рукой. Подрулив поближе к базару, Олегов остановил машину и спросил у мальчишки:
— Продавца птиц знаешь?
— Знаю, знаю! Что принести, попугая? Давай деньги, попугай тысячу стоит!
— Не нужен попугай. Там рядом есть шашлычная, рядом мясо продают…
— Мясо нужно?
— Слушай, не тарахти. Там в шашлычной старик играет на балалайке, позови его сюда. Только не говори, кто зовет. Скажи ему, что если хочет заработать — пусть идет. Еще денег дать?
— Давай! А сколько всего дашь?
— Не обижу, — Олегов достал из кармана пачку и хрустнул ей, — Это все для тебя, только никто ничего не должен знать. А пока держи…
Он достал еще купюру и протянул мальчишке, тот схватил деньги и исчез, как ветром сдуло. Олегов тронул машину с места и медленно двинулся вдоль квартала, решив, что нечего здесь мозолить глаза правоверным мусульманам. Ему пришлось уже зайти на третий круг, когда в зеркале заднего вида он заметил мальчишку и сгорбленного старика. Он дал задний ход, поравнялся с ними, резко притормозил, выскочил из машины, оттащил за руку мальчишку в сторону, сунул ему деньги и толкнул с спину.
— Беги! Будешь нужен — я тебя найду!
— Хуб! — вприпрыжку пацаненок убежал. Олегов быстро подошел к старику, который испуганно глядел на него слезящимися глазами, тряхнул его за плечо и четко, требовательно спросил:
— Ты меня понимаешь? Ты русский?
— Да…, - еле слышно прошептал старик, со страхом глядя на Олегова.
— Внучка есть? Гаури?!
— Да… Не трогайте ее, сударь… — глаза у старика стали совсем безумными.
— А ну, садись!
Буквально силой заталкивая старика в кабину, Олегов не забывал оглядываться по сторонам.
— Теперь порядок… На, одень! — Олегов протянул старику свой выцветший на солнце чепчик, тот послушно нахлобучил его на седую голову.
Он вел машину в сторону Хар-Ханы, на другой конец города, ехали они молча, каждый что-то хотел спросить, но не решался. На полпути, проезжая через огромный, на несколько километров пустырь, Олегов свернул с дороги, отъехал метров на пятьсот и остановился.
Городской шум доносился до них глухо, Олегов слышал стук своего сердца и свист крыльев вентилятора двигателя, который никак не мог остановиться.
— Ладно, старик, рассказывай, кто ты, как в Кабуле оказался, — грубовато, чтобы не показывать жалость к этому дрожащему старику, спросил Олегов.
— Вы не из НКВД? — с надеждой спросил старик.
— Нет, я просто офицер, старший лейтенант воздушно-десантных войск.
— Поручик, стало быть. Я тоже был поручик, — прошепелявил старик, у него спереди явно не хватало зубов.
— Поручик?! Да сколько ж тебе лет? Я думал, все уже вымерли.
— И я скоро…
— Ладно, старик, у меня мало времени, рассказывай все по порядку. Когда из России бежал?
— Не бежал, а отступил в составе вверенного мне взвода, — с обидой прошепелявил старик, — В мае двадцать первого года…
— Так сколько тебе лет?!
— Я уже давно не считаю, зажился, забыл про меня наш Господь…
— Кончай ты эту песню, — грубовато прервал его Олегов, — рассказывай.
— …Моя фамилия была Колосовский, кто были мои, я вам говорить не буду, для вас это будет лишь пустой звук. Год прослужил в Семеновском полку, меня взяли в Генштаб, я с училища проявил недурные способности в тактическом искусстве. В Генштабе мне пришлось точить карандаши таким старым пердунам, как я сейчас, и поливать цветы на окне, мой начальник отделения весь день только и делал, что кактусы свои холил, у него коллекция в кабинете была…
— Дальше, дальше…
— А дальше была революция, она меня застала в Самарканде, куда меня заслали, когда я случайно чернила вылил на какой-то колючий хвост редкой породы. Вы наступали, мы — отступали — и вот я здесь. Какой сейчас год? А, впрочем, не важно, мне уже все равно…
— А Гаури, кто ее родители?
Старик снова испуганно задрожал, схватил костлявой рукой за плечо.
— Господи, откуда вы ее знаете? Вы ей не причините зла?
— Старик, я ее видел всего один раз, у одного индуса…
— Вы вхожи в дом этого человека?! — недоверчиво спросил старик.
— Рассказывать будете? А то высажу здесь…
— Ее мать умерла при родах в Пешеваре, мы там жили одно время. Мечтала стать актрисой, но не судьба… А отец, мой сын, был военный летчик, разбился на вашем самолете…
— Старик, ты ничего не путаешь? Где он служил, какой стране?
— Я же сказал, в Пакистане, — прошепелявил старик.
— На нашем самолете?
