В гардеробе он галантно помог нам снять пальто. Естественно, на Верке оказалось мини-платье в блестках – где она только такое откопала? Платье ей шло: она выглядела хорошенькой, но безнадежно вульгарной; ее блестки назойливо слепили глаза умеренно-богемной толпе. Увидев мой пиджак, она недовольно поджала губы. Зато Дашкевич восхищенно присвистнул:
– Девочки, ну вы прямо куколки. Выше всяких похвал.
Выяснилось, что именинник Вадим Волков – маститый киносценарист. Многие из его картин мы с Веркой смотрели, в половине из них снимался Дашкевич. Александр вручил ему нарядную коробочку с дорогими иностранными духами «Хьюго Босс». Вадим довольно понюхал колпачок, а потом, рассмеявшись, воскликнул:
– Лучше бы ты, Саня, рассказал мне, чем пахнешь ты. Отчего бабы слетаются на тебя, как мухи на… – он замялся, покосившись на нас, – …на варенье?
Они понимающе рассмеялись.
– Познакомься, Вадим, это мои девчонки. Правда прелесть?
– Одолжи одну. – Волков ущипнул меня за талию, и я возмущенно отстранилась. – Пардон, мадемуазель. Не желаете черной икры?
– Нет, – сквозь зубы процедила я.
– Отстань от нее, Вадя, – Саша шутливо толкнул его в плечо, – а то будешь иметь дело со мной!
– Ну-ну, поаккуратней! Я же все-таки именинник.
– Пойдемте, девчонки, – Александр положил одну руку на мое плечо, другую – на Веркино, – порвем в клочья эту ночь.
Это был волшебный вечер. Мы словно в сказку попали. Конечно, в буфете Дома кино нам и раньше приходилось сталкиваться со знаменитыми людьми. Но здесь звезды были в таком количестве, что скоро у нас в глазах зарябило от изобилия знакомых лиц.
Всего в метре от меня стояла Ирина Алферова: она маленькими глоточками пила белое вино и была такой красивой – гораздо красивее, чем в кино! Она казалась ненамного меня старше. Поймав мой взгляд, актриса снисходительно улыбнулась.
– Хотите познакомлю вас с настоящим кинорежиссером? – предложил Саша. – Кто знает, вдруг он пригласит вас сниматься в кино? Идемте, это мой лучший друг. Я просто обязан показать ему таких красавиц, как вы.
И он подвел нас к невысокому толстячку, одетому в смешной клетчатый костюм. Толстяк был больше похож на коверного клоуна, чем на кинорежиссера. Кроме того, он был пьян и с трудом сфокусировал рассеянный взгляд на своем лучшем друге Александре Дашкевиче.
– Федька! – Саша обнял толстяка и похлопал его по спине. – Федька, смотри, что у меня есть!
И он вытолкнул нас с Веркой вперед.
– Мило, – «Федька» громко икнул. – И что мы будем с ними делать?
– Может, они подойдут для твоего нового фильма. – От меня не укрылось, что Саша подмигнул кинорежиссеру. – Смотри: девочки – блеск. Достойны, чтобы стать кинозвездами, да?
– Ну да, – даже не взглянув на нас, кивнул толстяк.
– Девчонки, познакомьтесь. Это Федор Мордашкин, известный кинорежиссер. Он снимает картину, которая непременно засветится на Венецианском фестивале.
– Катя.
– Вера.
Толстяк выудил из кармана своего безумного клетчатого пиджака мятый бумажный прямоугольник, на котором от руки было написано «Федор Мордашкин. «Мосфильм» и протянул его мне.
– Ты! Позвони мне в понедельник. Может быть, мы что-нибудь придумаем, – сказал он и отошел от нас.
Верка завистливо на меня посмотрела – ей он визитки не предложил. Александр погладил ее по обтянутому вульгарным платьем плечу:
– Не переживай, тебя он тоже возьмет. Иди скорее, догони его и попроси визитку.
– Правда? – Вера подняла на него полные слез глаза.
– Правда, – утешил ее Дашкевич, – иди, иди. Будь с ним мила, и он снимет тебя в кино.
Я видела, как Вера догнала толстяка и робко дернула его за рукав. Федор Мордашкин резко обернулся, едва удержавшись при этом на ногах, и осоловело на нее уставился.
А мы с Александром остались вдвоем. Он тоже был слегка нетрезв, от него пахло вином и сигаретами, но отчего-то этот запах казался мне приятным!
– По-моему, ты чем-то испачкала свой пиджак, – шепнул Саша, интимно наклонившись к моему уху.
Я испуганно посмотрела вниз и увидела черные разводы на воротнике. Видимо, от волнения я вспотела, и спаситель-гуталин «поплыл».
– Может быть, к чему-то прислонилась? – Я ни в коем случае не хотела признаться в том, что мой замечательный топ сделан из гуталина. Такой роскошный красавец, как Саша, просто посмеется надо мной, если об этом узнает. Женщины, которые ему нравятся, должны быть одеты шикарно. Как Ирина Алферова, например…
– Странно, – нахмурился он. – К чему же?
И в следующую секунду – я ничего не могла с этим поделать – он протянул руку к моему пиджаку и поддел указательным пальцем воротник.
В тот момент мне хотелось умереть, хотелось, чтобы в паркете, на котором я стояла, внезапно образовалась дыра, в которую я бы и провалилась – униженная, опозоренная.
Его брови удивленно поползли вверх.
– Что это?
– Что? – глупо переспросила я.
– У тебя на теле. – Он провел рукой по моей груди и удивленно уставился на свои перепачканные гуталином пальцы. – В чем это ты? Зачем?
– Это… ну… кофточка, – я уныло вздохнула. – Понимаешь, мне нечего было надеть под этот пиджак… Вот я и нарисовала кофту… Гуталином.
– Гуталином? – насмешливо переспросил он. – То-то я подумал, что от тебя странно пахнет. Ну ты даешь. Нет, честно, я первый раз такое встречаю. Как только додумалась?
Я сконфуженно пожала плечами. Какой позор. Теперь он всем об этом расскажет. Все узнают – и Верка, и этот смешной толстяк Мордашкин, который пообещал снять меня в кино, и Ирина Алферова – все.
– Так я пойду?
– Куда? – удивился он.
– Домой. Не могу же я здесь… В таком виде. – Я едва сдерживала слезы.
– Ты что? – Неожиданно он притянул меня к себе – так, что я уткнулась носом в его модный замшевый пиджак, от которого сладко пахло незнакомой мне заграничной туалетной водой. – Тогда уж поехали ко мне.
– А как же… как же день рождения? – я с сомнением на него посмотрела.
– Ну я же уже его поздравил. Твоя подруга не будет против, если ты уедешь?
Ха, будет против! Да моя подруга скончается от ревности. Впрочем, так ей и надо.
– Не будет, – улыбнулась я.
– Тогда пошли, – скомандовал Дашкевич, – гуталиновая ты моя красавица!»
…Признаюсь, я долго думала о том, стоит ли упомянуть эту сцену в мемуарах. Обычно актрисы приукрашивают свою жизнь, стараются выставить себя тщательно причесанными красавицами, которые всегда поступают рассудительно и правильно. Я даже посоветовалась со своим супругом Олегом, стоит ли выносить на публику свои отношения с Дашкевичем. Олег сказал: «С ума сошла? Тебя поднимут на смех, Катюша!»
А я надеюсь, не поднимут. Надеюсь, что все поймут, какая смелость нужна мне, чтобы обо всем этом рассказывать. Мемуары есть мемуары.
Да, признаю, я была дурой. Настоящей дурой. Другого и слова не подберешь. Такая легкомысленная, такая безответственная! Может быть, из-за того, что мне тогда едва исполнилось девятнадцать? Или из-за
