того, что Александр Дашкевич был из тех мужчин, которым не отказывают?
Я уверена, девяносто девять процентов женщин на моем месте поступили бы точно так же. Даже принципиальные «синие чулки», даже честные комсомолки, члены партии. Советские гражданки с незапятнанной репутацией.
Когда он назвал меня «гуталиновой красавицей» и так многозначительно посмотрел при этом на мои губы, мне на минуту показалось, что Саша в меня влюблен. Да, точно – как я раньше могла этого не заметить? Ревновала его к Верке… Какая Верка, если он любит меня, меня одну?! Разве могут обманывать эти глаза, эта улыбка?
«…Александр Дашкевич жил в просторной четырехкомнатной квартире на Якиманке. Наверное, сейчас его жилье не произвело бы на меня должного впечатления, но по советским меркам это был настоящий дворец.
Мебель из красного дерева, хрустальная люстра таких невероятных размеров, что вполне могла бы украсить Большой театр. В его квартире было много необычных вещей – я никогда такого не видела. Черный кожаный диван. Низенький журнальный столик со стеклянной поверхностью. Напольная японская ваза, расписанная картинками из жизни самураев и гейш. Радиотелефон – как у героев иностранного фильма!
– Что оробела, красавица моя? – насмешливо спросил он. Хотя я прекрасно видела, что ему приятно мое восхищенное смущение. – Кажется, у меня есть красное вино. Я привез его из Ялты – ездил туда на съемки.
– Ох и здорово там было, наверное! – вырвалось у меня. – На море, да еще и вместе с киногруппой…
– Я и тебя как-нибудь с собою возьму, – улыбнулся он, – это не последний мой выезд. Ты хотела бы поехать со мной?
– Конечно, – пожалуй, слишком быстро ответила я.
Я не могла поверить своему счастью. Александр Дашкевич пригласил меня съездить с ним на море! Мы вместе – известный актер и обычная студентка – строим планы на будущее. Нас ждет общее будущее!
– Ну так как насчет вина?
– Наверное, я и так много выпила, – засомневалась я.
– Тогда кофе, – покладисто согласился он. – У меня есть швейцарский шоколад. Горький. Любишь такой?
– Ни разу не пробовала, – честно призналась я.
– Ладно, принцесса. Иди пока отмывай свою кофточку. А я сварю кофе. Ванную найдешь?
…Ванную я нашла. Правда, я вовсе не была уверена в том, что эта белоснежная комната, напоминающая отсек космического корабля, и есть ванная. Разве могла советская студентка знать о том, что такое джакузи или биде? Я неуверенно повернула металлический кран. Вода отчего-то пошла снизу – она пузырилась на дне ванной, тонкими струйками билась о причудливо-овальные стенки. Чудеса какие-то, недоумевала я, расстегивая пиджак.
Дверь приоткрылась, в ванную заглянул Александр. В руках он держал расписной поднос с миниатюрными дымящимися чашками и огромной плиткой шоколада в нарядной золотистой обертке.
– Кофе заказывали? – он услужливо поклонился. – Что, у тебя идет активная борьба с кранами? Постой, я тебе помогу.
Он поставил поднос на причудливый мраморный столик и одним незаметным движением включил воду.
– Ну что, красавица? Смывай свой гуталин, и буду кормить тебя шоколадом.
Я обернулась к нему, инстинктивно скрестив руки на груди. Я хотела, как и положено приличной девушке, запротестовать, но, встретившись с ним взглядом, вдруг поняла, что бессмысленно все это. Знаете, когда на тебя так смотрят, ни к чему притворяться и играть. Под таким взглядом хочешь или нет, а начинаешь плавиться, как эскимо на солнцепеке.
Кто первый сделал шаг навстречу? Возможно, я. Неопытная девчонка, принципиальная отличница, молоденькая девственница, я впилась в его полные губы, словно они были единственным источником жизни. Его руки опустились на мои перемазанные гуталином плечи, и под этой приятной теплой тяжестью мои колени предательски ослабли, я сползла на кафельный пол, увлекая его за собой.
Мы катались по полу, как борцы на ринге. Довольно, я больше не хотела быть девственницей, я хотела быть шлюхой – с порочным взглядом покрасневших от бессонницы глаз, с искусанными распухшими губами, с истерзанным, сладко ноющим телом.
– А ты девочка что надо, – одобрительно прошептал он, взглянув на меня с некоторым удивлением.
Мне было все равно, что он обо мне подумает.
Кафельный пол был холодным, моя голова неудобно упиралась в стиральную машинку, а застежка лифчика больно царапала лопатку – все это я осознала потом, когда тысячу раз мысленно прокручивала эту сцену.
Он не спешил – он целовал мой живот, и облизывал тонкую кожу под коленками, и щекотно посасывал пальчики на ногах. Я не почувствовала ни боли, ни испуга, когда он наконец оказался внутри, я крепко сжала его спину коленями – этот жест казался мне таким естественным, словно я выросла в публичном доме и всю жизнь только и делала, что наблюдала, как люди занимаются любовью.
В какой-то момент я посмотрела на него и увидела, что глаза его закрыты. А выражение его лица показалось мне настолько забавным, что возбуждение мгновенно сменилось нежностью. Сашин лоб пересекали напряженные складки, губы были упрямо сжаты – словно он не женщину любил, а пытался решить сложное логарифмическое уравнение.
Внезапно он открыл глаза и рассеянно улыбнулся.
– Что случилось, девочка? – спросил он. – Что тебя так рассмешило?
– Меня?
– Почему ты смотришь на меня и улыбаешься?
Я ничего не ответила, хотя прекрасно знала почему. Догадывалась об этом и раньше – а теперь могла бы поклясться, что не ошиблась.
Просто я влюбилась. Окончательно и бесповоротно…»
Глава 4
Платье было безукоризненно выглажено, чистые блестящие волосы гладко уложены, лицо припудрено, губы обведены нежно-розовым косметическим карандашиком. Шура Савенич чувствовала себя глубоко несчастной и даже несколько сконфуженной – как монашка, которую неожиданно застукали в тот момент, когда она примеряла красное кружевное белье. Мучительно хотелось привычно взлохматить челку, хотелось плюхнуться на стул и удобно расставить ноги, хотелось схватить с фуршетного стола огромный бутерброд с ветчиной и жадно впиться в него зубами, совершенно не волнуясь о том, что сотрется помада с губ.
– Шурик! Выглядишь великолепно! В этом длинном платье ты похожа на голливудскую звезду! – Дианка жеманно улыбнулась и поцеловала подружку на европейский манер в обе щечки.
– Зато ты похожа на простуженную ворону, – пробормотала Шура, удивленно ее разглядывая. – Что ты с собой сделала?
Они не виделись всего неделю. Конечно, Диана, как и любая манекенщица, любила кардинально менять имидж. То она роковая леди-вамп, то невинная нимфетка в розовом сарафане или холодно- роскошная гламурная дива. В прошлый раз Диана была загорелой кудрявой блондинкой и в целом выглядела неплохо, хоть и смотрелась клоном конфетно-пошлой Барби. Сегодня же ее волосы были выкрашены в темно-каштановый цвет, тут и там виднелись ярко-красные рваные прядки. Прическа напоминала взъерошенный стог сена – и она еще смеет обвинять Шуру в неаккуратности!
– Здорово, да? – самодовольно ухмыльнулась Диана. – Я участвовала в парикмахерском шоу. Меня стригли прямо на сцене. Ты не поверишь – битым стеклом. Это какая-то новая жутко модная технология.
– Это многое объясняет, – съехидничала Шура, – но неужели тебе не было жалко волос? Сначала отрастила гриву, а потом так коротко обрезала!
