Позитивный момент: никто не может заменить Сыромятину роковой возлюбленной. Никто, кроме, возможно, меня. Ну конечно, зачем ему нужны все эти швабры с наращенными волосами, все эти млеющие при его приближении фоторедакторы, когда в соседнем кабинете есть такой нетронутый аленький цветочек, как я (хотя нетронута я, пожалуй, лишь здоровым загаром, а единственное, что у меня есть аленького, – это вышеописанный воспаленный прыщ).
Негативный момент: если он успел слиться в экстазе со всей женской половиной нашей редакции, то какого хрена он до сих пор даже не запомнил, как зовут
Они сидели за крошечным столиком итальянской кондитерской, ловко укрывшейся от посторонних глаз в узком переулочке близ Маросейки. Головокружительно пахло кофе, шоколадом и пряностями.
Женщина нервно болтала ложечкой в чашке с южноафриканским напитком «Ротбуш». Мужчина вяло ковырял вишневый штрудель и постреливал глазами по сторонам. За соседним столиком две молоденькие студентки вполголоса обсуждали что-то девчоночье-секретное, время от времени взрывая кофейную тишину звонким хохотом.
Мужчина не мог оторвать взгляд от коленок одной из них.
Не то чтобы он был падок на остроугольную нимфеточную красоту, просто у девчонки была уж слишком короткая юбка и слишком уж задорно болтала она ногой – это завораживало.
Его спутницу явно раздражал его повышенный интерес к чужим нижним конечностям. Тем более что на ней была не менее короткая юбка.
– У тебя все получится. – Она накрыла ладонью его руку, и он тут же оторвал взгляд от пресловутой коленки и уставился на нее. – Просто делай, как я скажу.
– У меня нет опыта.
– Профессионалами не рождаются, – сухо улыбнулась она, – зато у меня есть информация и связи. На моих глазах многие раскручивались, я знаю схему.
– Но…
– Ты же не хочешь до конца жизни носить эти отвратные кеды? – Презрительно сморщив нос, она кинула взгляд на его «конверсы».
Мужчина насупился – это были его любимые кроссовки, из последней коллекции, на которые ушла четверть его зарплаты. Самое обидное, что самому ему было, по большому счету, наплевать на содержимое собственного гардероба. Как и многие мужчины, он определял пригодность той или иной вещи к носке элементарной меркой удобства, чистоты и выглаженности. А вовсе не модными тенденциями. Он старался для нее.
– Ты же хочешь прилично заработать, – она разговаривала с ним настойчиво и ласково, как с маленьким ребенком, – хочешь купить квартиру, да? Чтобы мы жили вместе.
– Хочу, – вздохнул он, – хотя ты могла бы и сейчас переехать ко мне.
– Но я не хочу жить в Чертанове, – мягко улыбнулась она, – я хочу жить в Камергерском или на Садовой-Спасской. В большой кондиционированной квартире с антикварной мебелью и штатом прислуги.
Мужчина криво усмехнулся – запросы его спутницы не имели ничего общего с действительностью.
– В любом случае деньги будут не сразу, – сказал он.
– Но и ждать тысячу лет тебе не придется. Это же не начало девяностых, когда на раскрутку звезды требовалось жизнь положить. Сейчас это элементарно, Ватсон. С нужным человеком я тебя уже познакомила. Она работящая девочка, перспективная. Тебе и делать ничего не придется, только взять в банке небольшой кредит. Остальное оплатит ее папочка, который тоже заинтересован в том, чтобы его талантливая дочурка прославилась. У тебя будет с ней эксклюзивный контракт. Ты будешь получать стабильный процент девчонкиных гонораров, а потом возьмешь себе еще подопечных. Если ты будешь слушаться меня, то года через три-четыре станешь большой шишкой в мире шоу-бизнеса.
Он вздохнул – по ее словам, все было проще простого.
– А ты не заметила… Не заметила, как она на меня смотрела?
– Конечно, заметила, я же не слепая, – улыбнулась она. – Смотрела, как кот на сметану. Ну и что? Девочка симпатичная, разве тебе будет противно?
– Ну как ты можешь так говорить? А тебе самой разве все равно? Ты не ревнуешь?
– Ревную, – согласилась она, продолжая улыбаться, – но у нас нет другого выхода. Если мы хотим добиться всего, что запланировали, надо принять правила игры. К тому же… Я же знаю, что ты меня любишь. Ты ведь меня любишь, так?
– Люблю, – эхом повторил он.
У каждой уважающей себя красавицы должен быть безнадежно влюбленный в нее воздыхатель. Нервно краснеющий при ее появлении тип, который обрывает ее телефон, шлет сотни эсэмэсок в день, изредка дарит розы и готов по первому зову примчаться с другого конца Москвы, но которому в то же время ничего не светит.
У меня такой есть.
Зовут его Геннадием, и когда-то мы вместе учились на журфаке (в то время он тоже был в меня влюблен, хотя для прикрытия и встречался с моей подружкой Леной). Генку я всегда считала этаким бесполым существом, с которым запросто можно обсудить хоть очередное романтическое приключение, хоть сбои менструального цикла.
Долгое время такое отношение если и не раздражало Генку, то по крайней мере приводило его в некоторый ступор. Он как будто бы нормально воспринимал мое ненавязчивое панибратство – а я ведь, нисколько не щадя его чувств, в подробностях рассказывала ему обо всех своих новых мужчинах. Я считаю так – если уж человек претендует на то, чтобы называться другом, то и дружить с ним надо по полной программе, без недомолвок. В противном случае есть риск быть справедливо обвиненной в злостном запудривании мозгов.
Иногда с Генкой происходит что-то непонятное. Беспричинное возрождение давно усопших чувств. Вот тогда от него лучше держаться подальше – иначе он замучает телефонными звонками среди ночи, недвусмысленными намеками или даже пылкими признаниями.
Если честно, мне его даже немного жаль.
Татьяна и Аля говорят, что я садистка и что мне давно пора вообще перестать с ним общаться, мол, чтобы не мучить мужика. Но если честно, я уже не представляю своей жизни без Геннадия. Наверное, это свидетельствует о мелочности и эгоистичности моей натуры.
Больше всего я нуждаюсь в его обществе, когда мне плохо. Когда меня мучают непонятно откуда взявшиеся комплексы.
Вот как вчера, например.
Я урод.
Это откровение снизошло на меня, когда я случайно наткнулась взглядом на свое отражение в зеркальной витрине бутика, мимо которого шла. Я даже не сразу поняла, что растрепанная тетка с осыпавшейся тушью – это и есть я. А когда осознала, остановилась как вкопанная и чуть не зарыдала от горького отчаяния.
А ведь путь мой лежал именно в тот самый бутик, где я собиралась приобрести вязаное платье, замеченное накануне. Но разве какое-то платье (пусть и за триста долларов) сможет украсить такое никчемное существо, как эта блеклая спаржа в зеркале? Так зачем же тратить деньги – деньги, которые можно со вкусом пропить в ближайшем баре?! Ведь алкоголь помогает уйти от суровой действительности (по крайней мере, так утверждают в свое оправдание выпивохи со стажем, к лагерю которых мне, кажется, скоро придется примкнуть).
Вместо того чтобы зайти в бутик, я остановила попутку и отправилась в Гольяново, где жил Генка.
Я часто приезжаю к нему просто так, наудачу, безо всяких предварительных звонков. И иногда мне кажется, что он нарочно не выходит из дома, чтобы случайно не пропустить такой вот мой спонтанный визит. Во всяком случае, не было еще такого, чтобы я приехала, а его в квартире не оказалось.
– Настена, какими судьбами? – Его широкая физиономия расплылась в улыбке.
У Геннадия странная внешность. Сквозь классическую блондинисто-сероглазую среднеевропейскую расцветку явственно проступают монголоидные черты. У него широкие скулы, маленький нос (мне бы такой
